Архив статей 1201.lv

В начале XVII века Швеция предприняла попытки завоевания Риги. Во время одного из таких походов в 1621 году войско короля Густава Адольфа разбило лагерь на месте нынешнего Межапаркса. С этого и пошло название «Царский лес», официально использовавшееся вплоть до 1923 года.

Поскольку от самых старых зданий Межапаркса практически ничего не осталось, многие отождествляют этот район только с роскошными виллами ХХ века. Это, конечно, неверный подход: усадьбы на живописных берегах озера появились давно, уже в XVII веке. Известны имения Граве, Мейера и Анны, и лишь первое ещё можно отыскать в природе.

В 1913 году наследники последнего владельца Патрика Ритца продали его за 200 тысяч рублей Рижскому Латышскому образовательному обществу, которое в усадьбе проводило различные развлекательные и обучающие мероприятия. Новые хозяева установили в парке солнечные часы, давшие месту новое название: «Солнечный сад» («Saules dārzs»). Примерно так же осталось и после 1918 года: проходили детские праздники, крутились карусели и взлетали качели. Потом Карлис Улманис в 1936 году подарил сад мазпулкам (молодёжной организации тех времён). С приходом советских нравов Солнечный сад переименовали в «Детский парк», но по существу изменили только политическую ориентацию посетителей — прежних владельцев заменили юннаты. Независимая Латвия вернула парк детям, но прошло десять лет, и неожимданно забрала его в пользу коммерсантов.

Удобно заходить в Ригу купцам по Даугаве, но не менее приятно было таким образом неприятелям город прибирать к рукам. По этой причине, разумеется, следовало морские рубежи тщательно оберегать, но тут вставал совершенно невероятный вопрос: где их найти? Ведь реки любили менять устья, да и залив то наступал, то вновь отходил. Так к середине XVIII века и построенная возле самого моря Даугавгривская крепость оказалась не у дел, а ведь лишь за пару столетий до того в подобной ситуации пострадала её предшественница.

Ближе к морю в 1765 году построили своеобразной формы форт Кометы, первое из занявших всё побережье возле фортеции деревянных укреплений — из земли их перестроили в 1791‑ом. В то же время подоспел и Магнусгольмский форт на правом берегу. Но и этим хаос не был окончательно разрешён.

Свою роль в его создании играла маловодная Буллюпе, сегодняшняя старица Лиелупе. А устье она меняла до неприличия часто: на исходе XVII века появилась Зиемельупе, в 1755 году — нынешнее, которое хоть и пытались перекрыть, но не смогли и шестнадцать лет спустя смирились с напором воды. Да и Даугава «поддалась соблазну» и стала впадать в море через мелкое устье левее форта Кометы, потому инженеру Густаву Вейсману поручили отвести реку в прежнее, знакомое с XVI века и по наши дни, место. С этим он справился, однако староновое русло оказалось ненамного лучше, и с 1783 года пришлось его пять лет чистить и строить на левом берегу Форткометскую дамбу. Город Рига на работы выделил сто тысяч рублей. В 1808 году и дамбу, и ею образованную гавань объявили готовыми и передали Военной коллегии.

Первая Мировая война оставила много неприятных следов в городе, и одним из худших был пресловутый квартирный вопрос. Дельцы тоже постарались и многие пригодные квартиры переделали под конторы. Да и финансов, разумеется, было несказанно меньше чем в зажиточное довоенное время. Словом, надо было искать какие-то выходы.

Первые новые доходные дома, на которых держалось довоенное жильё, появились лишь десятилетие спустя. К тому же времени город начал строить собственные четыре муниципальных дома, наподобие одного из них — знаменитого «Дома со сторожем». Другие призывали быть ближе к земле и строить блокированные дома, которые поблизости и в Агенскалнсе таки возвели; ещё одни видели будущее за кооперативами особнячков. В результате последнего появилась Тейка.

О метрополитене в Риге всерьёз заговорили к 1984 году, хотя вскользь эта тема появлялась уже в конце семидесятых. Несмотря на то, что в СССР метро обычно строилось в городах-миллионерах, Риге с её населением в 900 000 человек было решено преподнести подарок: с учётом оставшихся строителей и прочих факторов роста миллион был в прогнозах на самое ближайшее будущее.

В середине десятилетия уже строили две базы для метростроевцев: одну в Межапарксе возле ТЭЦ, другую — в Болдерае.

Яунциемс, как и свидетельствует имя, посёлок достаточно новый. Действительно, он возник только после 1885 года, когда барон Кампенаус учредил там лесопилку, а с 1890 года рабочие, поселившиеся в окрестности, производили фибровые чемоданы. Вскоре некто Мюльман решил занятся производством бумаги в этом отдалённом месте, но война воспрепятствовала ему в этом деле, и по‑настоящему фабрика заработала только с окончанием боёв, в 1921 году. В 1927 году посчитали, что Яунциемс уже можно включать в черту города, а в 1979 году для расширеня кладбища прихватили ещё один кусочек земель Рижского района. С 1952 по 1954 год район был рабочим посёлком вне города.

В 1944 году именно с Яунциемса начался вход красноармейцев в Ригу. В 19:00 12 октября 1944 года разведчики отправились на противоположный берег и через три часа доложили, что немецких войск там нет. Тогда на следующий день 60 амфибий и некоторые лодки местных жителей переправили советских войнов туда, где сейчас в Межапарксе у пристани стоит обелиск (в Яунциемсе, на месте начала операции, тоже установлен памятник). В память об этом три улицы, опоясывающие Кишезерс, объединили в одну, самую длинную в Риге (14 765 метров) улицу, с 1975 года называвшуюся по дате форсирования озера – 13 октября, а с обретением независимости получившая название Яунциема гатве. Раньше так называлась дорога, которая вела из Мангали в Яунциемс.

Название этой местности красноречиво свидетельствует: район освоен недавно, хотя со своим «антонимом» Вецмилгрависом они почти ровесники. Только судьбы у них порознились, и Яунмилгравис уверенно ступил на путь индустриального развития. Случилось это в 70‑ых годах XIX столетия.

Главной предпосылкой было наличие удобной гавани с меньшим по сравнению с рижской периодом замерзания, в которой так нуждался порт. Её углубили и оснастили полуторакилометровой пристанью. К тому же, в Риге явно чувствовался дефицит складов, а приглянувшееся место давало шанс построить десяток-другой. Впрочем, все эти преимущества так и остались бы невостребованными, если бы не возможность удобного сообщения с городом.

О Мюльграбенской железной дороге всерьёз заговорили в 1867 году, и пять лет спустя по новой ветке «чугунки» прошёл первый состав. Ещё семь лет — и в 1879 году открылись все восемнадцать зерновых складов, специализацию которых, правда, так никто и не учитывал. Словом, планы начали оправдывать ожидания, и в них поверили.

К 1897 году приход Бикерниекской церкви разросся, и настало время подумать о строительстве филиала. Решение начать работы, правда, было принято немного погодя — только через одиннадцать лет. Новый храм, названный церковью Креста, построили в 1909-ом и год спустя освятили. Здание на 800 мест в стиле национального романтизма спроектировали архитекторы Вильгельм Бокслафф и Эдгар Фризендорф.

Орган, ныне состоящий из одного мануала и десяти регистров, установили в 1931 году, а в 1943-ем в алтарной части поставили витражи, выполненные Ансисом Берзиньшем. Предусмотренные проектом, но так изначально и не построенные балконы в конце поперечного и западного нефов построены уже позднее, в 1983 году.

Откуда пошло название местности: «Бикерниеки»? Броце объяснял его от латышского слова «bite» (пчела), доказывая тем, что в его далёкие времена вокруг находилось много пасек. Саласпилсским ливам под эти цели землю выделили в далёком 1349 году с условием, что третью продукции они будут делиться с городом. Доводится слышать и другое, более фантастическое, объяснение: когда в 1764 году в Ригу приезжала Екатерина II, она решила отдохнуть и утолить жажду там, где вскоре началось строительство новой церкви. Из-за бокала («biķeris»), ею выпитого, получил название посёлок, а новый храм позднее освятили в честь святой Екатерины — так в 1931 году утверждала книга Зельмара Ланцманиса «Rīgas vārtos». Зато точно известно, откуда происходит название близлежащей речки Питюрги (Piķurga): оно, как и некоторые другие близлежащие топонимы (Югла, Сужи), тоже ливское и обозначает длинный ручей.

Первую деревянную часовню на месте нынешней Бикерниекской церкви местные жители построили уже в 1694 году, но Северную войну спокойно ей пережить не довелось, поскольку на первых же годах боёв враг не пощадил храм и разграбил. К 1709 году здание восстановили, но тут появилась другая проблема: чума умертвила и священника, и большинство прихожан. Более менее ситуация нормализовалась только в 1718 году: более менее потому, что священник теперь был, но не было помещений, и богослужения проходили в довольно далёкой усадьбе Юмправмуйжа, а с 1735 года на хуторе крестьянина Юриса Кампе: так всё-таки было ближе, хотя и не удобнее.

Хотя первый в мире велосипед был выставлен в Париже только в 1867 году, к концу XIX века они уже были у рижан в почёте. Впрочем, трёхколёсные собратья внушали большее доверие.

В 1886 году в Риге была основана первая в России велосипедная фабрика. Механик из Кулдиги Александр Лейтнер основал «Россию», предварительно обучившись во Франции, Англии и Германии. Хотя в основном фабрика занималась ремонтом заграничных велосипедов, в первый же год работы она выпустила 14 собственных.

Работала она сначала в деревянном домике на Гертрудес 27, в 1890 году перебралась на Кришьяня Барона 21, а с 1894 года предприятие работало на улице Бривибас, где ныне, как воспоминание и ностальгия, на брандмауэре дома №138 восстановлена надпись «Фабрика велосипедовъ А. Лейтнеръ. Velociped-Fabrik A. Leutner». Вместе с тем росла и производительность: на Барона собирали 500, а на Бривибас — уже 1 000 велосипедов в год.

Без угрызений совести Московский форштадт можно величать древнейшим предместьем Риги: 1240 годом отмечено поселение на Рижском острове, образованном Даугавой, Ридзене и её притоком Спекюпе — разыщите улочку Спекя возле бесчисленных эстакад и развязок Островного места, чтобы представить себе эту местность.

Неподалёку, где сейчас поставлен импозантный небоскрёб Академии наук, в то далёкое время, с XIII по XVI век, на складских полях незатейливо росли овощи и фрукты для духовенства Домского капитула. Чуть поодаль, у нынешнего массива Краста, в 1208 году Ливонский орден поставил свою очередную укреплённую мельницу, названную именем Бертольда.

В 1348 году появилась ещё одна предшественница форштадта Ластадия, своим именем обязанная немецкому слову "Last" — груз. Именно их разгрузкой и содержанием там занимались поначалу, в 1377 году открылась канатная мастерская, а в 1422‑ом — судоверфь, позже появился и городской известковый завод, действовавший в XVI-XVII веках. Находилось всё это на месте нынешнего Центрального рынка, где в XIX веке многие амбары возродили «складские традиции» местности.

На улице Алтонавас в Торнякалнсе стоит большой трёхэтажный дом с залом — бывшее здание Торнякалнского латышского общества взаимопомощи. До Первой Мировой войны, внёсшей столько смуты в жизнь Риги, именно там находился один из центров общественной жизни района.

Само общество образовали шестьдесят местных, собравшихся 3 июня 1880 года, произнёсших речь, спевших народные песни и решивших не оставлять друзей в беде, если таковая наступала, а также помогать целесообразному проведению досуга и образованию детей. Оно не было первым в округе, — «Cerība» появилось ещё в 1867 году, — зато вскоре стало самым популярным: к началу века число членов превысило две с половиной тысячи, и тогда уже не к лицу им стало ютиться по разным арендованным помещениям.

Ситуация с местами заключения в конце XIX века лучше, чем обычно, не была: тюрем было три, но все они находились в разных местах и были весьма малы и стары. Первые мысли о новостройке генерал-губернатор высказал в 1891 году, при этом указывалось, что хорошо бы там расположить и женскую тюрьму, и больницу, и исправительный дом, поскольку 10 июня 1900 года вышел закон, ограничивавший высылку провинившихся в Сибирь. Всего новое заведение должно было вмещать более 900 арестантов.

Город ответил предложением земли на Александровских высотах, но время шло, и вскоре участок уже не был имуществом самоуправления. Тогда оно в 1902 году передало Главному управлению тюрем территорию, где Центральная тюрьма стоит и в наши дни, и дело пошло быстрее. Эдгар Фризендорф разработал проект, с мастером Кришьянисом Кергалвисом договорились о ведении работ. Здания были готовы в 1905 году.

Это были четыре корпуса: главный — с 24 камерами на 598 мест и церквями трёх основных конфессий, второй — с 58 одиночными камерами и 48 камерами ночной изоляции, в третьем помещалась больница с операционным залом – на 115 мужчин и 15 женщин для заключённых всей Риги, четвёртый занимала женская тюрьма. Рядом расположились мастерские, которые сразу же после постройки были дважды расширены: в 1908-09 и 1914 годах, оттого они вмещали 1 507 человек — при том, что камеры были рассчитаны только на 1 180 заключённых. Весь комплекс состоял из 15 зданий на 5,9 гектарах и обошёлся в 1 341 287 золотых рублей. Особым преимуществом считалось наличие центрального отопления.

Редкий прохожий в современной спешке усмотрит черты памятника зодчества эпохи классицизма в укутанном простенькой вагонкой здании на улице Католю 14. И всё же он там есть — это католический госпиталь, построенный сразу после Отечественной войны 1812 года. Немного в Риге деревянных общественных зданий классического стиля, тем более примечателен упомянутый дом.

Освятили его ещё 15 марта 1814 года, но настоящую деятельность заведение развернуло лишь два года спустя. Порядки радовали терпимостью: принимали больных обоих полов, делая основной упор на бедных католиках, но и для представителей иных конфессий всегда старались найти место, была даже отдельная комната для евреев. За плату исцеляли и пациентов посостоятельнее.

Первые зверинцы Европы появились уже в XVIII веке. Сначала это были закрытые научные учреждения, но когда оказалось, что животные интересуют и простую публику, то их ворота открылись и для народа. К началу ХХ века и в стремительно развивавшейся Риге нашлись энтузиасты, готовые открыть зоосад в родном городе, тем более, что гастроли заезжих всегда собирали полные залы.

Ещё ранее, в 1870 году, звучала подобная инициатива с упоминанием Царского сада — но и место оказалось неудачно выбранным, и финансы не позволяли. Так что продвинулось дело только к началу века.

Просьбу о предоставлении земли на берегу Кишезерса Рижская дума получила в 1907 году, сочла её небезосновательной и позднее удовлетворила. Таким образом, с 11 апреля 1911 года землю арендовало общество «Рижский Зоологический сад», основанное 29 сентября 1908 года. Официальное открытие состоялось 14 октября 1912 года, когда перед рижанами предстали 267 животных 88 видов, в основном, обитавших на территории Российской империи — впрочем, первые посетители их увидели ещё до этой даты.

В 1528 году документы впервые упомянули эту по большей части летнюю усадьбу в нынешней Югле и её хозяина Торавеста. Точнее, «Thor Avest», где первая часть подобно традиционным «zur» или «von» обозначала особое значение носителя фамилии. Впрочем, никого эти подробности не интересовали, когда название владения сначала преобразили из «Thor Avesthof» в «Trastenhof», а оттуда уже недалеко было и до «Straßenhof», весьма близкого к нынешнему имени.

Со временем на подвластной территории появились два крестьянских двора — Одиня и Кулы — которые платили оброк рыбой, ячменём, рожью и картофелем, а также отрабатывали барщину. Основными же их занятиями было рыболовство и продажа напитков отдыхавшим на озере городским гостям, которых ещё иногда катали на лодках.

Род Тор Авестов владел имением до середины XVII века, а упоминать всех владельцев — лишь утомлять читателя, поэтому скажу лишь о самых примечательных; тем более, у усадьбы в истории хватает более захватывающих моментов. Следующим назову барона Вольдемара фон Будберга, под чьим контролем имение находилось с 1764 по 1781 год. Как раз тогда, к 1770 году, поспело главное здание стиля барокко, поныне радующее глаза прохожих на улице Юглас 14.

Около 1887 года Георг Куфальдт мечтал о лесопарке рядом с будущей товарной станцией, но та ещё не была толком спроектирована, и не было от чего отталкиваться. В 1898‑ом появилось другое предложение: между Мюльграбенской железной дорогой и озером.

А тут как раз семисотлетие, и можно позволить себе неплохие подарки: город-сад планировался на юге Царского леса — нынешнего Межапаркса, — а на севере, как раз в предложенном месте, можно оставить лес и лишь подправить его для приятных прогулок на средства, полученные от продажи земли под виллы. Туда нагрянули рабочие с лопатами, чуть разнообразили посадки лиственными, создали сохранившиеся доныне дороги, и к 1909 году городской лес был готов. Этого хватило на ближайшие сорок лет.

Кажется странным такое обилие памятников в глухом болдерайском лесу, но отметили там и местного героя — лесника Петериса Купша, посвятившего любимому делу пятьдесят лет жизни с 1935 по 1985 год.

Не каждый заметит небольшой столбик на откосе холма примерно в километре от Бумбу калнса, чьё назначение далеко от привычных целей памятников различным подвигам и героям: он отмечает чисто географическое понятие пересечения 57-ой параллели и 24-го меридиана. Открыли его к 800-летию Риги 12 ноября 2001 года Латвийская академия наук, Национальная академия обороны и компания «Aldaris», территория которого находится на упомянутой широте.

На 16 метров относительно уровня моря возвышается в сосновых лесах Болдераи дюна, которая и до сих пор обходилась бы без названия, не будь истории изгнания Бермонта из Риги. Бойцы Латгальской дивизии в те дни расположили на холме командный пункт и 1 ноября 1919 года отправились в путь, через два дня начали яростно отбивать ещё одну важную позицию, — Судрабкалниньш в нынешней Иманте, — и за одну декаду до 11-го числа одолели противника, тем самым заняв город.

Прошло два года, и к двадцатилетию выхода войск памятником украсили и Бумбу калнс. Понимая, что место не располагает к популярности творения, автор Артурс Галиндомс поставил лишь непритязательный гранитный куб и бронзовую табличку с не менее традиционным текстом, гласившим, что: «С этого места командир Латгальской дивизии генерал Беркис вёл атаку дивизии 1 ноября 1919 года ради освобождения столицы Риги от врагов».

Шли Освободительные бои. 1 ноября 1919 года бойцы Латгальской дивизии покинули Бумбу калнс и отправились в путь, через два дня начали яростно отбивать ещё одну важную позицию, — Судрабкалниньш в нынешней Иманте, — и к одиннадцатому числу одолели противника, тем самым заняв город.

В 1920 году 6-ой рижский пехотный полк почтил память павших товарищей и поставил на горке деревянный обелиск чёрного цвета с обычным текстом (на латышском, естественно): «В боях с 3 по 11 ноября 1919 года Рижский полк потерял 3 офицеров и 38 солдат убитыми, 11 офицеров и 284 солдат ранеными».

Но на фоне тернистой дороги к независимости столь скромная благодарность смотрелась нелепо, и решено было на месте решающей схватки поставить монументальное творение Карлиса Зале, уже к тому времени создавшего Памятник Свободы и Братское кладбище; зодчим назначили Эрнестса Шталбергса. Монумент, стоивший 34 800 латов, открыл глава государства Карлис Улманис 31 октября 1937 года.

Посёлок Трисциемс, возникший возле устья Ланги на северном берегу Кишезерса, почти ничем не приметен. Обыкновенные домишки, построенные вразброс, и всё. До присоединения к Риге у тамошних улиц даже названий не было. Только Мангальская усадьба кое‑как оживляла это повествование. Упомянутое уже в XVI веке, последнее её барочное здание было построено в середине XVIII века и в 1990-ых исчезло. Впрочем, оно тоже было весьма скромно.

Странная история с этим названием — «Мангали». Происходит оно от слов «Magnus hof», означающих большую усадьбу; изначально оно и обозначало ту самую усадьбу. До 1949 года на картах можно было отыскать Мангальскую волость, которую сейчас поделили Адажи, Царникава и Гаркалне. Это была самая непригодная для сельского хозяйства волость Латвии: полезные земли занимали лишь 3,8% её площади. Но вот откуда взялось название станции Мангали — совсем неясно. Раньше она называлась Мюльграбен, потом Дзирнупе (мельничная река) и не имела никакого отношения к Мангальской волости. Нынешнее имя появилось лишь во второй половине 1950-ых.

В 1789 году рижский бюргер Расмус Менде (по другим данным — Менбе) начал арендовать у владельца имения Граве участок площадью в 1,1 гектара на берегу пруда мельницы святой Марии. За это в год полагалось платить восемь талеров.

В его планы входило создание места для отдыха. Поскольку зажиточные рижане уже выбрали ресторан «Иерусалим» в двух шагах от приобретённой площади (сейчас там располагается музей Ояра Вациетиса), Менде решил привлекать более демократичными нравами. Он построил трактир, небольшой фонтан и садик, но главным местом развлечений сделал большое пустое пространство. Там то танцевали, то пускали воздушные шары, то музицировал военный оркестр, то устраивали фейерверки — словом, публике нравилось.

Особенно много людей приезжало на Лиго — даже те, кто в другие дни к народным традициям относился более чем презрительно. Праздник в Алтоне отмечали более полувека, но в 1846 году разорившийся сын Расмуса Менде Бурхард продал своё владение купцу Бранту, а тот построил себе дом и никого развлекать не стал. Естественно, что при тогдашних средствах связи двадцать тысяч человек, которые, по подсчётам полиции, летом 1847 года явились в Алтону, эту неприятную весть знать не могли.

Скоростной трамвай как идеальный вариант решения транспортной проблемы в Риге был предложен в 1965 году группой ленинградских инженеров под руководством В. Грицовского. По его проекту, опубликованному в газете «Ригас Балсс» 10 января 1966 года:

В густонаселенных центральных районах трамвай пойдет по туннелям на шестиметровой глубине. Такие туннели будут перекрыты железобетонными плитами. В новых районах и малонаселенных местах, где транспортные средства друг другу не мешают, скоростной трамвай выйдет из туннеля и будет двигаться на уровне земли или в некотором углублении. Проектировщики выработали вариант первой очереди — 82 километра путей, из них 20 километров под землей. Предполагается, что первые 5 подземных километров пути будут построены уже в этой пятилетке.

Чтобы почтить память врача И. К. Шварца, в 1859 году его друзья и пациенты стали собирать деньги на строительство детской больницы, но необходимую сумму так и не набрали. Деньги пролежали 20 лет, пока в 1879 году не прочитали завещание рижского купца Джеймса Армистеда, в котором он на это полезное дело завещал 200 000 золотых рублей. Тогда дума призадумалась и решила, что строить нужно не маленькую больницу только на оставленные деньги, как думалось сначала, а полноценное лечебное заведение с привлечением капитала города. Так получилось, что построенная больница оказалась очень современной и большой по тем временам, с аппаратурой производства крупнейших немецких фирм.

Была инициатива в то время очень кстати, поскольку уровень детской смертности — 105 из 1000 детей умирали, так и не отметив пятилетие — был слишком высок для цивилизованного города.

В XIX веке у новообразовавшейся латышской интеллигенции появился интерес к культуре своего народа, в лифляндской столице ему способствовала деятельность Рижского Латышского общества. Именно оно серьёзнее всех восприняло проведение в городе X Всесроссийского конгресса археологов в 1896 году: устроило выставку за теперешним Национальным театром. Собственно, это и был первый в Риге этнографический музей под открытым небом — проработавший всего месяц, весь август.

Восемь экспедиций собирали материалы: дары природы, творчество, предметы, картины, фотографии, модели больших вещей, такие как дома в масштабе 1:12 и некоторые орудия труда в 1 к 3. Некий курземский крестьянин прислал собственное изобретение — модернизированное устройство для сева. В другом отделе за 10 копеек продавали каталог из двух сотен описаний целебных трав. В целом, экспозиция состояла из главного здания, красивого садика, музыкального павильона, театральной площадки для сценок из жизни народа. И три настоящих дома. Часть выставки отвели эстонцам, у них материалы сводились, в основном, лишь к одежде и изображениям людей, тем не менее, эти темы были отражены достаточно полно. Действо, обошедшееся в 20 000 рублей, привлекло множество посетителей и легко окупилось.

Ещё лишь началась война, но уже первые её жертвы упокоились на месте будущего Братского кладбища в 1915 году. В августе 1916 года ум садовника Андрея Зейдакса создал проект кладбища, в марте следующего года поспел следующий, но оба застыли в чертежах: правители были заняты гораздо более существенными проблемами.

Лишь когда Освободительные бои более не созадвали тому помех, в первый день марта 1920 года, собрался комитет Братских кладбищ, чей устав предусматривал работу по всей стране, но на этот пункт скорее смотрели сквозь пальцы. И вот, с образованием комитета, началась истинная активность.

В начале ХХ века покойникам мест на рижских кладбищах ещё было достаточно, но время шло, люди умирали, и свободного пространства становилось всё меньше и меньше. Это и побудило несколько рижских приходов обратиться в городскую думу с предложением выделить под упомянутые функции часть Царского леса. Идея родилась в 1904 году.

В ответ городской землемер Рудольф Штегманн констатировал, что уровень грунтовых вод там хоть и чуть повышен, но вполне регулируем; дума вынесла встречное предложение усопшим предоставить землю в Бикерниеки, однако не сделала и того. Просители не отступали и обратились уже к правителю рижских садов Георгу Куфальдту, а последний поддержал идею и загорелся желанием перенять новейший опыт Западной Европы: создать кладбище по подобию ландшафтного парка.

В 1862 году был создан Рижский Политехникум, первый технический ВУЗ России, и тогда уже, естественно, возникла необходимость в собственном здании. Сначала он ютился в доме на углу нынешних улиц Барона и Элизабетес. Ганноверский зодчий Дибо в 1859 году сделал несколько набросков, но своё здание ВУЗ получил только через семь лет.

Архитектор Густав Гильбиг Политехникум с 1866 по 1869 год возводил в эклектичном «стиле полукруга». На его проект заметным образом повлияли те самые эскизы Дибо. Так как под зданием протекла один из притоков Ридзене, то решили поставить дом на 900 дубовых свай. Кстати, проектировщики не предусмотрели карцер для особо буйных студиозов — его срочно устраивали на чердаке уже после окончания строительства, и он сохранился до сих пор, хотя по назначению больше не использууется. Кирпич для возведения изначально специально доставляли из Англии, только потом перешли на местный. По рисункам Дж. Кларка, преподавателя рисования, создали эмблемы факультетов на фасад, гербы учебного заведения, Курляндии, Эстляндии и Лифляндии.

В конце XIX века в нашем городе жило не менее десяти тысяч эстонцев, неофициально упоминалось даже в два с половиной раза большее число. Уже в 1880 году они объединились в первое общество, названное «Imanta». Через двадцать лет появилось и Эстонское общество трезвости, которое не ограничилось столь узким профилем и 4 декабря 1907 года вылилось в Эстонское общество взаимопомощи и образования, а 6 января следующего года провело первое собрание в новом статусе.

Это важное событие, отмеченное как дата основания организации, происходило в обыкновенном двухэтажном деревянном домике на улице Нометню 18. Но с 1910 года имуществом Общества считался более перспективный участок земли в противоположном конце улицы, возле будущего Агенскалнского рынка.

Стоявшее там деревянное здание решили пока беречь, поэтому строительство началось во дворе, и лишь с успешным окончанием первой очереди собирались заменить новым корпусом и старожила — эти мечты так и не сбылись. Зато первый, спроектированный известным мастером Эйженсом Лаубе многоквартирный шестиэтажный дом с огромным залом сзади, возвели оперативно: с 28 апреля 1912 года по осень 1913-го.

В незапамятном 1257 году цистерианский орден получил усадьбу Klein Jungfernhof, в латышском варианте Мазюмправмуйжа, она же усадьба Блюменталь. К 1596 году владельцем усадьбы числился заведующий портом Андреас Кое, в 1636‑ом её купил город.

Примерно тогда появился трактир, что нельзя назвать нелогичным, ведь расположение на пути в Первопрестольную было слишком выгодным обстоятельством, чтобы его игнорировать. У трактира возник регулярной планировки сад — один из первых в Риге наряду с садом Виестура.

В XIX веке местным нравилось отдыхать в этом саду. Видимо, настолько, что во избежание беспорядков ресторан пришлось закрыть — а затем наступило и общее забвение. Садовая управа, конечно, поддерживала сад более менее в порядке, но былого веселья не было. Поэтому с 1 июля 1888 года его всё‑таки сдали в аренду Рижскому латышскому обществу взаимопомощи сроком на 12 лет. Последнее обещало порядок, имело право открыть ресторан и дважды в месяц в период с 1 мая по 1 октября закрывать сад.

Средневековая Рига испытывала огромную потребность в воде, но та, которую горожане получали, здравомыслящими бюргерами вряд ли могла быть названа питьевой, посему у тех в почёте было пиво: оно потреблялось весьма и весьма обильно. Даже в XIX веке ситуация не поправилась, но, пожалуй, не по этой причине в 1865 году появилась пивоварня «Waldschlößchen» в Саркандаугаве — просто спрос на продукцию оставался.

Основал производство баварский пивовар по имени Иоганн Даудер. Дела шли, как и предполагалось, неплохо — в 1906 году в стенах предприятия даже прошёл конгресс европейских братьев по цеху. Но это было уже при господине Бюнгнере: он купил «Waldschlößchen» в 1880‑ых.

До середины XIX века единой Закюсалы в современных очертаниях не было: так назывался лишь северный из двух островов. Южный, Фридрихсала, был больше и населённее, на нём уже в XVII веке делали известь для города и жили в восьми домах. Но и на Закюсале наблюдалась жизнь: в 1788 году там можно было найти уже семнадцать домов. Даже когда острова соединились, их в народе по прежнему различали и, например, в середине XIX века считали, что на Фридрихсале 33 дома, а на Закюсале лишь шестнадцать; со стороны города была Закюсальская набережная, а с другой — Фридрихсальская.

В начале ХХ века местные жители, в основном, занимались работами, связанными с Даугавой, или работали на одной из двух лесопилок. 15 ноября 1905 года было объявлено о создании Закюсальского добровольного пожарного общества, в то же время на острове появились первые магазины. Тем не менее, место ещё годилось, чтобы 25 марта 1919 года стать потенциальным местом выселения буржуев из квартир городского центра, наряду с Кундзиньсалой и Саркандаугавой.

Получив 8 августа 1841 года разрешение строить на своей земле площадью в 852,75 m², некий трактирщик Бартель Шейбе тут же этим и занялся: пригласил плотника Менделя и каменщика Неймана, и к 1843-му дело закончили. Спустя пару лет к жилому дому с колоннами по периметру — перистилем, единственным в Риге — и сараю присоединился дом садовника, снесённый в самом конце ХХ века и испытавший до того жар пламени.

Но тем, что здание на углу Виенибас гатве и Алтонавас зовётся усадьбой Блока, а не Шейбе, оно обязано капитану российиской армми Эдуарду Блоку, что жил в ней с 1857 года. И он был смертен, а наследники за усадьбой сильно не следили, лишь сдавали в аренду.

8 марта 1881 года священник Вильгельм Штолл пожертвовал на строительство храма 100 рублей и призвал других не отставать в благом деле. В 1883 году последовало собрание, решившее обогатить Торнякалнс и его жителей новой церковью. Присутствовавшие собрали 17 000 рублей, за последующие четыре года добавилось ещё 32 тысячи. Упомянутое событие случилось в день 400-летия с рождения реформатора: напоминиает историю с церковью святого Мартина, не правда ли? Так и вышло, что в Задвинье есть два храма с именем одной и той же личности.

Просьбу императору отослали в 1884 году, и он строить позволил, в мае следующего года городская дума не пожалела 2 544 квадратных саженей для церкви и 636 — для приходского дома. О последнем думать много не пришлось: в то время банкир Паул Шварц ждал окончания работ над проектом своего дома на углу современных Сколас и Элизабетес, и находившийся там деревянный дом начала XIX века по совету зодчего разобрали и отправили на улицу Индрикя, 8, где тот и поныне служит прихожанам.

За три года до кончины петербургский купец 1-ой гильдии Фирс Садовников, происходивший из рижан, в завещании велел передать 125 000 рублей магистрату, положить их под проценты и, когда сумма удвоится, для русских учредить богадельню, школу и церковь во имя святого мученика Фирса.

Садовников умер 3 апреля 1853 года, оставленный капитал возрос достаточно к 1866 году, тогда собралась комиссия из шести православных купцов и стала решать, где строить, как строить и тому подобное. В итоге 14 декабря 1876 года освятили постронное по проекту главного городского архитектора Иоганна Фельско. Золотыми буквами над входом вывели: Садовникова богадельня. Трудами и усердием купца и почётного гражданина Фирса Садовникова.

Церковь разместили в средней части на первом этаже, выше неё помещались кабинеты администрации, по бокам была школа и комнаты жильцов: по два человека в каждой. Логично, что подсобные помещения: кухня, пекарня и прачечная — находились в подвале. Верх здания украшали купола, однако советский атеизм отказался их принять и в безбожном духе упростил фасад.

Раньше существовала грунтовая дорога «Via Magna», то есть попросту «Большая дорога», которая вела из Риги в сторону Видземе. Одна её часть шла через нынешние Букулты, где в XI-XII веках находились удобно расположенные укрепления. В XIII веке, когда на территорию Латвии вторглись крестоносцы, Ливонский орден построил здесь водяную мельницу, дополненную замком. Это случилось в 1297 году.

Задолго до того в 1206 году монахи основали мельницу на нынешнем Милгрависе, поэтому эту стали называть новой — Нейермюлен. Кстати, район Букулты так назывался вплоть до 1929 года, хотя иногда встречались и названия наподобие Нимеллен или Белленгоф. А замок очень часто называют Адажским.

Из нынешних достопримечательностей Вецмилгрависа разве что Белая церковь не связана с именем предпринимателя и мецената Августа Домбровского. «Burtnieku nams», как его в беседе с основателем окрестил Кришьянис Баронс, тоже был его идеей: дать домашний уют и творческую среду обитания известным деятелям культуры тех лет. Были ещё два условия: жильцы должны были проявить себя в событиях 1905 года и, конечно, не злоупотреблять спиртным, ибо позиция борца с алкоголем была широко известна уж хотя бы по его любимому детищу — обществу трезвости «Зиемельблазма».

Место действительно стоило такой «жертвы»: чистый сосновый воздух имел неоспоримое преимущество перед городским. Сколько же оно стоило в денежном эквиваленте, сказать трудно из-за крайней противоречивости источников: одни говорят, что Домбровский денег за проживание не брал, что маловероятно, поскольку в одном из писем Янис Яунсудрабиньш упомянул, что все обитатели платят аренду; другие упоминают пятирублёвую арендную плату за трёхкомнатную квартиру, а про Кришьяниса Барона вообще рассказывают, что он договорился платить столько же, сколько бы он платил в Задвинье.

Чудак всё-таки был Август Домбровский! Даже дом общества трезвости «Ziemeļblāzma», который он строил на собственные сто тысяч рублей, строился как будто без его участия: имя мецената в документах не упомянуто, хотя тот даже собственноручно принимал участие в строительстве. Не говоря уж, что понятие «общество трезвости» в те времена было в диковинку, и многие его постулаты просто не могли быть поняты.

15 августа 1904 году на высоком холме в Вецмилгрависе открыли первое здание Общества. И слишком странные речи стали произносить в его зале на две тысячи мест: не агитировали к свержению строя, конечно, но в революционных условиях того времени даже обсуждение возможности закрытия окрестных кабаков приводило к подозрениям сверху. Тщательно разбираться не стали, и 21 января 1906 года «Зиемельблазма» была сожжена, а её основателя, не будь строгого приказа коменданта Даугавгривской крепости, обязательно бы растреляли.

Троице-Задвинская церковь, ныне располагающаяся в Агенскалнсе, изначально украшала набережную на Кливерсале. Первые сведения о ней относятся к 1453 году, потом её существование освидетельствовано письменно вплоть до 1618 года, следующие лет сто хроники молчат. Предпоследнюю построили в 1780 году в городе Поречье Смоленской губернии из сосновых брёвен, привезли на стругах и собирали уже на месте. 1 августа 1781 года храм освятили. Постоянных священников у него не было, и каждую весну приглашали монахов из двух монастырей в Витебской губернии; численность прихода тоже сильно колебалась, но в 1813 году церковь посещали 220 военнослужащих и 60 местных православных.

Деревянный храм со временем начал разрушаться, оттого в середине XIX века было получено разрешение Рижской Духовной консистории на сбор средств. Другой причиной, требовавшей переноса церкви, стал нарастающий шум промышленно-портовых окрестностей, из‑за которого порой даже приходилось прерывать богослужения. Такое прошение поступило городским властям ещё в 1865 году, но дело не продвигалось ещё ближайшие два десятилетия. Наконец, в 1891-ом за 11 000 рублей приобрели участок в тогдашнем центре Агенскалнса. Тотчас же начали готовить место к работам и 25 мая 1892 года заложили первый камень.

Первая церковь Саркандаугавы появилась в психоневрологической больнице. Для её пациентов вскоре после открытия возвели лютеранский храм — небольшое деревянное здание без органа, зато с железной табличкой на стене, гласившей, что оно построено в 1826 году на средства генерал-губернатора Риги маркиза Паулуччи. Несколько раз в месяц его посещали молодые священники из города.

За несколько десятилетий в окрестностях появилось столько заводов, что вырос целый рабочий посёлок, а ему нужна была церковь. Пока денег на свою собственную не находилось, пользовались той первой. Священники тоже были не против такого соседства, более того, они специально зазывали народ на службы.

Говорят, что история движется по спирали. Не знаю, так ли это относительно всего случившегося, но к Даугавгривской крепости эта банальная фраза подходит. Хотя что ещё может случиться с фортецией в стратегической позиции: разрушения, восстановления, реконструкции, разрушения, восстановления и так далее… Но начну с начала, то есть с епископа Альберта.

Всё же он был скорее политическим, чем духовным деятелем, поэтому основанный им в 1205 году цистерианский монастырь святого Николая с замком выполнял помимо прочего, или даже в основном, и оборонительные функции: защищал устье Даугавы. Одна из башен служила маяком, наряду с отдельными строениями поблизости. Ещё он получал доход с больших земельных угодий на обоих берегах Даугавы, пусть и неплодородных, зато обширных и включавших многие селения, мельницы и пекарни. Находился замок на месте нынешнего дома с характерным названием «Сканстиниеки» (от слова «skanste» – шанец) в Вецдаугаве, где сохранились два напоминания о былом величии: краеведческий музей и остатки валов, пусть и более поздних времён.

Даугаве нравилось менять своё русло, и если бы не дамбы да ГЭС, занималась бы она этим и по сей день. Когда всего этого ещё не было, река сделала бесполезной старую Даугавгривскую крепость.

Так началась история современной Даугавгривской крепости, ведь старое устье всё мельчало и мельчало. В 1567 году поляки, шестой год ждавшие сдачи Риги, построили небольшое укрепление на нынешнем месте. Его комендант Ян Островский прославился грабежами кораблей, следовавших в рижский порт, уничтожением навигационных знаков. Рижане ответили созданием должности «водного капитана», дали ему пару десятков вооружённых войнов — их дом расположился на правом беругу Буллюпе. Поскольку поляки ждали, пока Рига сама примет власть короны, существенных конфликтов за те двадцать лет не происходило.

Уже потом, 1 августа 1608 года шведы, управляемые Мансфельдом, захватили бывшую крепость Островского, но не осмелились идти на город, поэтому там, где Даугава пробила новое, более глубокое устье, возвели небольшой шанец и прозвали его «Neumünde» («Новое устье»). Через два месяца командир отправился в Швецию, оставив на наших берегах лишь гарнизон из 250 человек. Такое обстоятельство было на руку Ходкевичу и его польскому войску, которые без труда одолели солдат. Оскорблённые, шведы вернулись в 1617 году, но ушли после такого же результата, и лишь в 1621 году им повезло. Осмотрев полуразрушенную Неймюнде, в 1624 году король Густав Адольф повелел её восстановить. Так началась современная история защиты устья Даугавы. Оглядев старую крепость, шведы нашли её разрушенной и бесполезной, потому уничтожаемой — только стоило перевезти несколько десятков пригодных пушек.

Первые сведения о рижских омнибусах можно найти в газете «Rigaer Zeitung», выходившей в Риге на немецком языке. В номере от 1 марта 1852 года было опубликовано объявление: «В первых числах этого месяца с разрешения начальства будут совершать рейсы два омнибусных вагона». Если предшественником трамвая была конка, то омнибус называют прадедушкой рижского автобуса.

Днем 7 марта два омнибуса выставили на обозрение. Поглазеть на них можно было на улице Тиргоню, перед Ратушной площадью. Современник писал, что толпы народа собрались посмотреть на диковинные кареты – все прилегающие к площади улицы и переулки были заполнены. Когда же «чудеса коммуникации» выехали на площадь, раздались возгласы одобрения. И недаром: ведь омнибусы выглядели очень эффектно – до половины были окрашены в чёрный цвет, а выше, после окон в ярко-синий цвет, алые занавески прикрывали все 10 окон. Рассчитанные на 11 человек, экипажи оказались весьма просторными.

Первый свой рейс машины совершили в этот же день после полудня от Ратушная площадь к Большой водокачке. Большая водокачка – это название колодца на месте нынешней Новой церкви Гертруды. Кстати, такой маршрут был выбран неслучайно: там находились рынок, кабак и корчма. Таблички с названиями были написаны на двух языках – на русском и на немецком. Отметим, что по первому маршруту ездило много бюргеров, несмотря на низкую плату – 10 копеек. Тот же «RZ» оставил нам портрет главного лица омнибуса – кучера: в светло-синей ливрее, на высоких козлах. Чуть позади него на открытой площадке сидел кондуктор, который продавал билеты (они были похожи на большие белые квитанции). Официальных остановок тогда не было, и кучер притормаживал по требованию. Это была интересная процедура, особенно когда нужно было выйти: пассажир сообщал об этом кондуктору, а тот, в свою очередь, звонил в колокольчик, привязанной за шнур к левой руке кучера.

Рига была значительным портом чуть ли не с основания, поэтому корабли в Даугаву заходили часто. А чтобы им заходить было поудобнее, устье реки следовало как-нибудь обозначить.

До конца XVII века, пока воды Даугавы попадали в море у нынешних Вецаки, а стоявший поблизости Старый Даугавгривский замок не разрушился, специально думать об этом и не стоило: одна из его башен служила отличным ориентиром. Тем не менее, её дополняли и отдельными строениями, первое из которых появилось на карте 1536 года.

В 1721 году в России проводилась перепись маяков, заметившая и каменную башню с костром в устье Даугавы — наследие шведов. Ровно через тридцать лет подобная акция на том же месте уже ничего не обнаружила, а по прошествии ещё примерно такого же срока в 1788 году была построена деревянная башня с железной платформой для костра. Строение хорошо послужило бы и военным во время походов Наполеона, когда между маяком с одной стороны и Домским собором с другой наладили семафорную сигнализацию, но подобная телекоммуникация так и не понадобилась.

Саркандаугавские заводы привлекали много рабочих, которым было необходимо где‑то молиться. С конца XIX века и у православных, и у лютеран существовали свои церкви – лишь ни одного костёла поблизости не было, хотя на заводах трудилось немало католиков. 15 ноября 1909 года около тысячи их представителей собрались в доме общества «Павасарис» (ныне «Драудзиба») для решения наболевшей проблемы, в результате чего была составлена комиссия из шести человек для изучения вопроса, в МВД послали просьбу разрешить сбор пожертвований, а у городской думы попросили землю.

Разрешение получили, а 16 января 1912 года город выделил землю на углу нынешних улиц Лимбажу и Саркандаугавас с условием, что церковь будет построена в течение трёх лет, а школа и хозяйственные здания — в течение шести лет со дня принятия решения. Но денег не хватало, и для начала соорудили временный деревянный храм. А когда почти все деньги собрали, началась война, потом, в 1915 году, эвакуировали заводы, и строить стало и некому, и не для кого. До 1930 года о вопросе забыли.

Пётр Первый, как уже говорилось в статье про Саркандаугаву, желал создать в упомянутой местности вторую Ригу. Для этого было много чего предпринято, в том числе под руководством Александра Меншикова был построен шанец «Александровские высоты» и разбит сад для народа. Это решение приняли в 1710 году, на реализацию ушло двенадцать лет.

Шанец был невелик, простоял недолго и в баталиях не участвовал, поэтому распространяться о нём не буду. На его остатках, — небольшом холмике, — ныне расположилось кладбище. Гораздо более интересный след в истории Риги оставил сад, поэтому о нём и поведаю.

Для начала переселили местных крестьян, — Пуриньшей и братьев Пампавов, — таким образом, территория заметно увеличилась. По распоряжениям генерал-губернатора Никиты Репнина из Голландии привезли кирпичи, а садовники с военными неоднократно отправлялись в окрестности Риги, на берега Даугавы и Айвиексте, доставив силами крепостных в общей сложности 30 450 деревьев. Вероятно, их сажали не только на этом маленькем кусочке земли, где бы они не поместились даже при большом желании и невиданной сноровке садовников, а и на территориях вплоть до самого города вдоль нынешней улицы Дунтес. В самом саду устроили красивые беседки и фонтаны, для царя начали строить дворец — закончили ли, вопрос спорный.

У большинства рижан это словосочетание ныне ассоциируется с пятиэтажками. А ведь было время, когда там действительно росли стройные сосны и местность называлась немного иначе: Агенскалнский (Шварценгофский) лес. Потом деревья поредели, и уже поодиночке их назвали Агенскалнскими соснами.

В 1621 году шведы наступали на Ригу со стороны Мюльграбена, память о чём до 1923 года хранило старое название Межапаркса — Царский лес. Однако существовала опасность встречи с польской армией, явившейся защищать свой город. Для предотвращения такой ситуации король Густав Адольф выслал на левый берег полковника Самюэля Коброна, который без труда взял в своё время давшую название Торнякалнсу Красную башню, а также прилегающие районы. Чтобы укрепится там, было построено несколько шанцев, в их числе был и один, сохранивший имя своего основателя на долгие века.

Ригу скоро взяли: 15 сентября хозяевами города стали шведы, а вместе с тем наспех построенное укрепление вроде бы должно было потерять значение – однако в 1631 году по распоряжению короля его, наоборот, усовершенствовали. Реконструкция велась по нидерландской системе: создали четыре бастиона, один полубастион и глубокий, широкий ров. В то время у Риги было гораздо больше естественных врагов, чем сейчас, и одним из главных были половодья. Одно из них в 1649 году повредило два бастиона и полубастион. При восстановлении, а по другим сведениям, и ранее, пожертвовали Красной башней.

В 1656 году только-только отремонтированный шанц подстерегла новая работа: защищать Ригу от рати Алексея Михайловича. Тут-то как раз пригодилось наводнение, когда комендант приказал засыпать часть речки Марупите, таким образом, крепость осталась маленьким островком посреди большого озера. Армия отступила. Следующий год вернул полякам желание править в Риге, однако и тут войско споткнулось о Коброншанц.

В оживлённом рижском порту конца XVIII века крутилось много товаров, и углядеть за всеми не было никакой возможности. Тем не менее, старейшина Большой гильдии Христиан Конрад Раве каким-то образом увидел привезённое из Швеции устройство для переработки сахарного тростника в сахар и купил его с целью создания первой в городе мануфактуры.

Поскольку денег на строительство у Раве не хватало, а решимости было хоть отбавляй, то 26 февраля 1784 года он учредил акционерное общество — первое в истории Риги. Председателем стал сын инициатора Иоганн Георг Раве, были ещё девять акционеров. Для начала выпустили 80 акций, стоимостью в 500 талеров каждая. Предназначены они были только для рижских торговцев, но потом правила стали демократичнее и уже допускали в роли вкладчиков любых российских подданных.

К проектированию школы по адресу Тербатас, 15/17, опытный архитектор Константин Пекшенс и его впоследствии известный ученик Эйженс Лаубе приступили в 1905‑ом году. Дом строили в стиле национального романтизма, модном на рубеже веков. В частности, по настоянию Атиса Кениньша натуральный камень для обшивки фасада был взят с легендарной латышской скалы Стабурагс, затопленной после строительства Плявиньской ГЭС. Национальный романтизм также не стремился скрыть строительный материал, поэтому на потолках в классах выступают железные балки, а на фасаде нет почти никакого орнамента — одна лишь фактура. Упомянутые архитекторы были основателями направления национального романтизма в Латвии, и именно дом гимназии Кениньшей стал одним из первых зданий этого отвтетвления. Другие находятся на Чака 26 и на Тербатас 33/35 и ещё в некоторых местах, они тоже спроектированы этими архитекторами.

Здание размещало множество различных учреждений, подчинённых гимназии и не только. На первых этажах были магазины, в подвале находились мастерские, в которых работали ученики, на верхних этажах по чёрной лестнице находилсь общие спальни учеников, работало издательство. На первом этаже, где сейчас проход в библиотеку, раньше даже находились конюшни. Интересно заметить, что из двух деревянных домов, разобранных при строительстве школы, были построены две дачи в Юрмале, в Булдури.