В XIX веке у новообразовавшейся латышской интеллигенции появился интерес к культуре своего народа, в лифляндской столице ему способствовала деятельность Рижского Латышского общества. Именно оно серьёзнее всех восприняло проведение в городе X Всесроссийского конгресса археологов в 1896 году: устроило выставку за теперешним Национальным театром. Собственно, это и был первый в Риге этнографический музей под открытым небом — проработавший всего месяц, весь август.

Восемь экспедиций собирали материалы: дары природы, творчество, предметы, картины, фотографии, модели больших вещей, такие как дома в масштабе 1:12 и некоторые орудия труда в 1 к 3. Некий курземский крестьянин прислал собственное изобретение — модернизированное устройство для сева. В другом отделе за 10 копеек продавали каталог из двух сотен описаний целебных трав. В целом, экспозиция состояла из главного здания, красивого садика, музыкального павильона, театральной площадки для сценок из жизни народа. И три настоящих дома. Часть выставки отвели эстонцам, у них материалы сводились, в основном, лишь к одежде и изображениям людей, тем не менее, эти темы были отражены достаточно полно. Действо, обошедшееся в 20 000 рублей, привлекло множество посетителей и легко окупилось.

Ещё лишь началась война, но уже первые её жертвы упокоились на месте будущего Братского кладбища в 1915 году. В августе 1916 года ум садовника Андрея Зейдакса создал проект кладбища, в марте следующего года поспел следующий, но оба застыли в чертежах: правители были заняты гораздо более существенными проблемами.

Лишь когда Освободительные бои более не созадвали тому помех, в первый день марта 1920 года, собрался комитет Братских кладбищ, чей устав предусматривал работу по всей стране, но на этот пункт скорее смотрели сквозь пальцы. И вот, с образованием комитета, началась истинная активность.

В начале ХХ века покойникам мест на рижских кладбищах ещё было достаточно, но время шло, люди умирали, и свободного пространства становилось всё меньше и меньше. Это и побудило несколько рижских приходов обратиться в городскую думу с предложением выделить под упомянутые функции часть Царского леса. Идея родилась в 1904 году.

В ответ городской землемер Рудольф Штегманн констатировал, что уровень грунтовых вод там хоть и чуть повышен, но вполне регулируем; дума вынесла встречное предложение усопшим предоставить землю в Бикерниеки, однако не сделала и того. Просители не отступали и обратились уже к правителю рижских садов Георгу Куфальдту, а последний поддержал идею и загорелся желанием перенять новейший опыт Западной Европы: создать кладбище по подобию ландшафтного парка.

В 1862 году был основан Рижский Политехникум, первый технический ВУЗ Российской империи — вместе с тем возникла необходимость в помещениях. Сначала он ютился в доме на углу нынешних улиц Барона и Элизабетес. В 1859 году ганноверский зодчий Людвиг Дебо сделал несколько набросков, но собственное здание появилось лишь семь лет спустя.

Архитектор Густав Гильбиг с 1866 по 1869 год возводил Политехникум в эклектичном «стиле полукруга» — с заметным влиянием тех самых эскизов Дебо. Поскольку на выбранном месте некогда протекал один из притоков засыпанной речки Ридзене, здание решили поставить на 900 дубовых свай. Кстати, проектировщики не предусмотрели карцер для особо буйных студиозов — его срочно устраивали на чердаке уже после окончания основных работ, и он сохранился до сих пор, хотя по назначению больше не используется. Кирпич для возведения изначально специально доставляли из Англии, только потом перешли на местный. Фасад украсили созданными по рисункам преподавателя рисования Дж. Кларка эмблемами факультетов и гербами Курляндии, Эстляндии, Лифляндии и самого учебного заведения.

В конце XIX века в нашем городе жило не менее десяти тысяч эстонцев, неофициально упоминалось даже в два с половиной раза большее число. Уже в 1880 году они объединились в первое общество, названное «Imanta». Через двадцать лет появилось и Эстонское общество трезвости, которое не ограничилось столь узким профилем и 4 декабря 1907 года вылилось в Эстонское общество взаимопомощи и образования, а 6 января следующего года провело первое собрание в новом статусе.

Это важное событие, отмеченное как дата основания организации, происходило в обыкновенном двухэтажном деревянном домике на улице Нометню 18. Но с 1910 года имуществом Общества считался более перспективный участок земли в противоположном конце улицы, возле будущего Агенскалнского рынка.

Стоявшее там деревянное здание решили пока беречь, поэтому строительство началось во дворе, и лишь с успешным окончанием первой очереди собирались заменить новым корпусом и старожила — эти мечты так и не сбылись. Зато первый, спроектированный известным мастером Эйженсом Лаубе многоквартирный шестиэтажный дом с огромным залом сзади, возвели оперативно: с 28 апреля 1912 года по осень 1913-го.

В незапамятном 1257 году цистерианский орден получил усадьбу Klein Jungfernhof, в латышском варианте Мазюмправмуйжа, она же усадьба Блюменталь. К 1596 году владельцем усадьбы числился заведующий портом Андреас Кое, в 1636‑ом её купил город.

Примерно тогда появился трактир, что нельзя назвать нелогичным, ведь расположение на пути в Первопрестольную было слишком выгодным обстоятельством, чтобы его игнорировать. У трактира возник регулярной планировки сад — один из первых в Риге наряду с садом Виестура.

В XIX веке местным нравилось отдыхать в этом саду. Видимо, настолько, что во избежание беспорядков ресторан пришлось закрыть — а затем наступило и общее забвение. Садовая управа, конечно, поддерживала сад более менее в порядке, но былого веселья не было. Поэтому с 1 июля 1888 года его всё‑таки сдали в аренду Рижскому латышскому обществу взаимопомощи сроком на 12 лет. Последнее обещало порядок, имело право открыть ресторан и дважды в месяц в период с 1 мая по 1 октября закрывать сад.

Средневековая Рига испытывала огромную потребность в воде, но та, которую горожане получали, здравомыслящими бюргерами вряд ли могла быть названа питьевой, посему у тех в почёте было пиво: оно потреблялось весьма и весьма обильно. Даже в XIX веке ситуация не поправилась, но, пожалуй, не по этой причине в 1865 году появилась пивоварня «Waldschlößchen» в Саркандаугаве — просто спрос на продукцию оставался.

Основал производство баварский пивовар по имени Иоганн Даудер. Дела шли, как и предполагалось, неплохо — в 1906 году в стенах предприятия даже прошёл конгресс европейских братьев по цеху. Но это было уже при господине Бюнгнере: он купил «Waldschlößchen» в 1880‑ых.

До середины XIX века единой Закюсалы в современных очертаниях не было: так назывался лишь северный из двух островов. Южный, Фридрихсала, был больше и населённее, на нём уже в XVII веке делали известь для города и жили в восьми домах. Но и на Закюсале наблюдалась жизнь: в 1788 году там можно было найти уже семнадцать домов. Даже когда острова соединились, их в народе по прежнему различали и, например, в середине XIX века считали, что на Фридрихсале 33 дома, а на Закюсале лишь шестнадцать; со стороны города была Закюсальская набережная, а с другой — Фридрихсальская.

В начале ХХ века местные жители, в основном, занимались работами, связанными с Даугавой, или работали на одной из двух лесопилок. 15 ноября 1905 года было объявлено о создании Закюсальского добровольного пожарного общества, в то же время на острове появились первые магазины. Тем не менее, место ещё годилось, чтобы 25 марта 1919 года стать потенциальным местом выселения буржуев из квартир городского центра, наряду с Кундзиньсалой и Саркандаугавой.

Получив 8 августа 1841 года разрешение строить на своей земле площадью в 852,75 м², некий трактирщик Бартель Шейбе тут же этим и занялся: пригласил плотника Менделя и каменщика Неймана, и к 1843-му дело закончили. Спустя пару лет к жилому дому с единственным в Риге перистилем, — колоннадой по периметру, — и сараю присоединился дом садовника, снесённый в самом конце ХХ века и испытавший перед этим жар пламени.

Но тем, что здание на углу Виенибас гатве и улицы Алтонавас зовётся усадьбой Блока, а не Шейбе, оно обязано капитану армии Эдуарду Блоку, что жил в ней с 1857 года. И он был смертен, а наследники за усадьбой сильно не следили, лишь сдавали в аренду.

8 марта 1881 года священник Вильгельм Штолл пожертвовал на строительство храма 100 рублей и призвал других не отставать в благом деле. В 1883 году последовало собрание, решившее обогатить Торнякалнс и его жителей новой церковью. Присутствовавшие собрали 17 000 рублей, за последующие четыре года добавилось ещё 32 тысячи. Упомянутое событие случилось в день 400-летия с рождения реформатора: напоминиает историю с церковью святого Мартина, не правда ли? Так и вышло, что в Задвинье есть два храма с именем одной и той же личности.

Просьбу императору отослали в 1884 году, и он строить позволил, в мае следующего года городская дума не пожалела 2 544 квадратных саженей для церкви и 636 — для приходского дома. О последнем думать много не пришлось: в то время банкир Паул Шварц ждал окончания работ над проектом своего дома на углу современных Сколас и Элизабетес, и находившийся там деревянный дом начала XIX века по совету зодчего разобрали и отправили на улицу Индрикя, 8, где тот и поныне служит прихожанам.

За три года до кончины происходивший из рижан петербургский купец первой гильдии Фирс Садовников в завещании велел передать 125 000 рублей магистрату, положить их под проценты и, когда сумма удвоится, для русских учредить богадельню, школу и церковь во имя святого мученика Фирса.

Садовников умер 3 апреля 1853 года, оставленный капитал возрос достаточно к 1866 году, тогда собралась комиссия из шести православных купцов и начала претворять планы в жизнь. В итоге 14 декабря 1876 года освятили построенное по проекту главного архитектора города Иоганна Фельско здание. Золотые буквы над входом гласили: «Садовникова богадельня. Трудами и усердием купца и почётного гражданина Фирса Садовникова».

Церковь разместилась в средней части на первом этаже, над ней помещались кабинеты администрации, по бокам были школа и комнаты жильцов: по два человека в каждой. Подсобные помещения, — кухня, пекарня и прачечная, — находились в подвале. Верх здания украшали купола, однако советский атеизм отказался их принять и безбожно упростил фасад.

Раньше существовала грунтовая дорога «Via Magna», то есть попросту «Большая дорога», которая вела из Риги в сторону Видземе. Одна её часть шла через нынешние Букулты, где в XI-XII веках находились удобно расположенные укрепления. В XIII веке, когда на территорию Латвии вторглись крестоносцы, Ливонский орден построил здесь водяную мельницу, дополненную замком. Это случилось в 1297 году.

Задолго до того в 1206 году монахи основали мельницу на нынешнем Милгрависе, поэтому эту стали называть новой — Нейермюлен. Кстати, район Букулты так назывался вплоть до 1929 года, хотя иногда встречались и названия наподобие Нимеллен или Белленгоф. А замок очень часто называют Адажским.

Из нынешних достопримечательностей Вецмилгрависа разве что Белая церковь не связана с именем предпринимателя и мецената Августа Домбровского. «Burtnieku nams», как его в беседе с основателем окрестил Кришьянис Баронс, тоже был его идеей: дать домашний уют и творческую среду обитания известным деятелям культуры тех лет. Были ещё два условия: жильцы должны были проявить себя в событиях 1905 года и, конечно, не злоупотреблять спиртным, ибо позиция борца с алкоголем была широко известна уж хотя бы по его любимому детищу — обществу трезвости «Зиемельблазма».

Место действительно стоило такой «жертвы»: чистый сосновый воздух имел неоспоримое преимущество перед городским. Сколько же оно стоило в денежном эквиваленте, сказать трудно из-за крайней противоречивости источников: одни говорят, что Домбровский денег за проживание не брал, что маловероятно, поскольку в одном из писем Янис Яунсудрабиньш упомянул, что все обитатели платят аренду; другие упоминают пятирублёвую арендную плату за трёхкомнатную квартиру, а про Кришьяниса Барона вообще рассказывают, что он договорился платить столько же, сколько бы он платил в Задвинье.

Чудак всё-таки был Август Домбровский! Даже дом общества трезвости «Ziemeļblāzma», который он строил на собственные сто тысяч рублей, строился как будто без его участия: имя мецената в документах не упомянуто, хотя тот даже собственноручно принимал участие в строительстве. Не говоря уж, что понятие «общество трезвости» в те времена было в диковинку, и многие его постулаты просто не могли быть поняты.

15 августа 1904 году на высоком холме в Вецмилгрависе открыли первое здание Общества. И слишком странные речи стали произносить в его зале на две тысячи мест: не агитировали к свержению строя, конечно, но в революционных условиях того времени даже обсуждение возможности закрытия окрестных кабаков приводило к подозрениям сверху. Тщательно разбираться не стали, и 21 января 1906 года «Зиемельблазма» была сожжена, а её основателя, не будь строгого приказа коменданта Даугавгривской крепости, обязательно бы растреляли.

Троице-Задвинская церковь, ныне располагающаяся в Агенскалнсе, изначально украшала набережную на Кливерсале. Первые сведения о ней относятся к 1453 году, потом её существование освидетельствовано письменно вплоть до 1618 года, следующие лет сто хроники молчат. Предпоследнюю построили в 1780 году в городе Поречье Смоленской губернии из сосновых брёвен, привезли на стругах и собирали уже на месте. 1 августа 1781 года храм освятили. Постоянных священников у него не было, и каждую весну приглашали монахов из двух монастырей в Витебской губернии; численность прихода тоже сильно колебалась, но в 1813 году церковь посещали 220 военнослужащих и 60 местных православных.

Деревянный храм со временем начал разрушаться, оттого в середине XIX века было получено разрешение Рижской Духовной консистории на сбор средств. Другой причиной, требовавшей переноса церкви, стал нарастающий шум промышленно-портовых окрестностей, из‑за которого порой даже приходилось прерывать богослужения. Такое прошение поступило городским властям ещё в 1865 году, но дело не продвигалось ещё ближайшие два десятилетия. Наконец, в 1891-ом за 11 000 рублей приобрели участок в тогдашнем центре Агенскалнса. Тотчас же начали готовить место к работам и 25 мая 1892 года заложили первый камень.

Первая церковь Саркандаугавы появилась в психоневрологической больнице. Для её пациентов вскоре после открытия возвели лютеранский храм — небольшое деревянное здание без органа, зато с железной табличкой на стене, гласившей, что оно построено в 1826 году на средства генерал-губернатора Риги маркиза Паулуччи. Несколько раз в месяц его посещали молодые священники из города.

За несколько десятилетий в окрестностях появилось столько заводов, что вырос целый рабочий посёлок, а ему нужна была церковь. Пока денег на свою собственную не находилось, пользовались той первой. Священники тоже были не против такого соседства, более того, они специально зазывали народ на службы.

Говорят, что история движется по спирали. Не знаю, так ли это относительно всего случившегося, но к Даугавгривской крепости эта банальная фраза подходит. Хотя что ещё может случиться с фортецией в стратегической позиции: разрушения, восстановления, реконструкции, разрушения, восстановления и так далее… Но начну с начала, то есть с епископа Альберта.

Всё же он был скорее политическим, чем духовным деятелем, поэтому основанный им в 1205 году цистерианский монастырь святого Николая с замком выполнял помимо прочего, или даже в основном, и оборонительные функции: защищал устье Даугавы. Одна из башен служила маяком, наряду с отдельными строениями поблизости. Ещё он получал доход с больших земельных угодий на обоих берегах Даугавы, пусть и неплодородных, зато обширных и включавших многие селения, мельницы и пекарни. Находился замок на месте нынешнего дома с характерным названием «Сканстиниеки» (от слова «skanste» – шанец) в Вецдаугаве, где сохранились два напоминания о былом величии: краеведческий музей и остатки валов, пусть и более поздних времён.

Даугаве нравилось менять своё русло, и если бы не дамбы да ГЭС, занималась бы она этим и по сей день. Когда всего этого ещё не было, река сделала бесполезной старую Даугавгривскую крепость.

Так началась история современной Даугавгривской крепости, ведь старое устье всё мельчало и мельчало. В 1567 году поляки, шестой год ждавшие сдачи Риги, построили небольшое укрепление на нынешнем месте. Его комендант Ян Островский прославился грабежами кораблей, следовавших в рижский порт, уничтожением навигационных знаков. Рижане ответили созданием должности «водного капитана», дали ему пару десятков вооружённых войнов — их дом расположился на правом беругу Буллюпе. Поскольку поляки ждали, пока Рига сама примет власть короны, существенных конфликтов за те двадцать лет не происходило.

Уже потом, 1 августа 1608 года шведы, управляемые Мансфельдом, захватили бывшую крепость Островского, но не осмелились идти на город, поэтому там, где Даугава пробила новое, более глубокое устье, возвели небольшой шанец и прозвали его «Neumünde» («Новое устье»). Через два месяца командир отправился в Швецию, оставив на наших берегах лишь гарнизон из 250 человек. Такое обстоятельство было на руку Ходкевичу и его польскому войску, которые без труда одолели солдат. Оскорблённые, шведы вернулись в 1617 году, но ушли после такого же результата, и лишь в 1621 году им повезло. Осмотрев полуразрушенную Неймюнде, в 1624 году король Густав Адольф повелел её восстановить. Так началась современная история защиты устья Даугавы. Оглядев старую крепость, шведы нашли её разрушенной и бесполезной, потому уничтожаемой — только стоило перевезти несколько десятков пригодных пушек.

Первые сведения о рижских омнибусах можно найти в выходившей на немецком языке местной газете «Rigaer Zeitung». В номере от 1 марта 1852 года было опубликовано объявление: «В первых числах этого месяца с разрешения начальства будут совершать рейсы два омнибусных вагона». Если предшественником трамвая была конка, то омнибус называют прадедушкой рижского автобуса.

Днём 7 марта два омнибуса выставили на обозрение. Поглазеть на них можно было на улице Тиргоню, перед Ратушной площадью. Современник писал, что посмотреть на диковинные кареты собралась целая толпа — все прилегавшие к площади улицы и переулки были заполнены. Когда же чудеса коммуникации выехали на площадь, раздались возгласы одобрения. И недаром, ведь омнибусы выглядели очень эффектно: нижние половины были окрашены в чёрный цвет, а выше — в ярко-синий, алые занавески прикрывали все десять окон. Рассчитанные на одиннадцать человек экипажи оказались весьма просторными.

Первый свой рейс машины совершили в тот же день после полудня от Ратушной площади к Большой водокачке — колодцу на месте нынешней Новой церкви Святой Гертруды. Маршрут был выбран неслучайно: там же находились рынок, кабак и корчма. Таблички с названиями были написаны на двух языках – русском и немецком. Тот же «Rigaer Zeitung» оставил нам портрет главного лица омнибуса – кучера: в светло-синей ливрее, на высоких козлах. Чуть позади него на открытой площадке сидел кондуктор, который продавал похожие на большие белые квитанции билеты. Официальных остановок тогда не было, и кучер притормаживал по требованию. Это была интересная процедура, особенно когда нужно было выйти: пассажир сообщал об этом кондуктору, а тот, в свою очередь, звонил в колокольчик, привязанный шнуром к левой руке кучера.