История всех крупнейших островов низовьев Даугавы в некоторой связи предельно созвучна: все они в своё время не были едины. Кундзиньсала прирастала новыми землями с XVI и вплоть до ХХ века. До той поры случалось её видеть разделённой даже на семь самостоятельных островов, тем не менее, на некоторых невиданным образом существовало что‑то наподобие технического прогресса.

В 1672 году там появилась одна из первых судоверфей города, которую спустя восемь лет перекупило правительство Швеции. Там работало уже около двух сотен человек.

Когда же портам и кораблям понадобилась ещё и качественная связь, под руководством последующего основателя латвийского радио Яниса Линтерса стали строить и централи радиотелеграфа: в Риге, Лиепае и на острове Рухну. В Риге в качестве её местонахождения выбрали именно Кундзиньсалу. Рижский Биржевой комитет ради этого дела распрощался с 30 000 рублей, зато получил возможность узнавать о движении кораблей в заливе. В 1912 году станцию открыли, а с началом войны понадобилось её взорвать.

Более ста лет назад рижане подчас болели и хотели лечиться, однако на всю Ригу была лишь одна городская больница в центре: и места мало, и далековато. Потому в 1898 году в управе встал вопрос о строительстве её аналога на левом берегу. Прошли четыре года — появился проект. Ещё год — обозначилась смета на 1 140 000 рублей. Наступило 12 мая 1908 года — Дума постановила: строить! Нашли место в Агенскалнсе, главного зодчего города в лице Рейнгольда Шмеллинга и строительную фирму Людвига Нейбурга, и приступили к работе.

К 1910 году уже всё было облагорожено достаточно, чтобы звать это Второй городской больницей и нескромно выдвигать предложения о присоеднении к ней Медицинского факультета Дерптского университета. Шестого февраля сто человек комиссии во главе с лифляндским генерал-губернатором согласились, что возведена больница на века. За год врачи уже приняли почти полторы тысячи человек (8% из 1407 пациентов, увы, скончались), из которых лишь половина заплатила из своего кармана. 26 февраля 1910 года открылась и амбулатория, а строительство всё продолжалось и продолжалось…

Изначально ботаническими садами нарекали аптекарские огороды, где выращивали составляющие разных полезных лекарств. Посторонним вход не был воспрещён, но устраивались сады, ясное дело, не для таких целей. В Риге, например, такое заведение в XIX веке украшало место современной Первой городской больницы: даже часть прилегающей улицы Бруниниеку называли улицей Ботанического сада. Со временем оно растворилось в гуще больных и лечащих, и о таком полезном деле запамятовали.

Весной 1922 года идею вспомнил новообразованный Латвийский университет и открыл неполный гектар из пятисот семян ботанических экспонатов в городском садоводстве в усадьбе Дрейлини. Год спустя глянуть на них, уже во втрое большем объёме, пустили первых экскурсантов.

В конце XVIII века торговец Андреас Торен построил себе дачу на высоком холме, дополнив её 1,1 гектарами парка. С 1852 года усадьбой владел прусский генконсул Кристиан Верман, который стал заниматься выращиванием пальм и абрикосов для души, а не для кошелька. Но вскоре консул скончался, а его семье не было никакого дела до экзотических растений покойника.

Для кошелька парк стал использовать купец Карл Клейн, купивший землю со зданиями в 1885 году. Новый владелец открыл кегельбан в здании усадьбы, летний театр, который сдавал латышским актёрам, устроил трактир и окончательно забыл о парке. Но и этот этап истории был омрачён: сначала Клейн был вынужден сдать часть владений купцу Петру Цветкову, а в 1894 году — распрощаться с ними насовсем в пользу Рижского Ипотечного общества.

Наряду с железной доргой, в России конца XIX века каналы также рассматривались как потенциально выгодные транспортные системы. Составлялись грандиозные проекты по соединению Риги с Херсоном, Чудским озером…

План транспортной артерии между Гауей и Даугавой, упомянутый ещё в 1662 году, был возрождён в 1898-ом — с основанием «Общества улучшения водных путей лифляндских рек». Первой задачей оно ставило очистку дна Гауи и строительство канала, который освобождал бы сплавщиков леса от трудного морского участка между устьями Гауи и Даугавы: водный путь по Гауе был очень активным, ежегодно там провозили около десяти тысяч тонн грузов на тысяче плотов.

Великан Большой Кристап был вытесан в 1682 году скульптором Михаилом Бринкманом. Святой Христофор в католичестве считается одним из четырнадцати помщников при болезнях. Сначал он стоял у Карловских ворот, недалеко от перекрёстка улиц Кунгу и 13 января. В 1862 году ворота ликвидировали и великана поставили возле будущего Центрального рынка, где воды канала смешиваются с даугавскими. Там для него был выстроен специальный навес из дерева.

Однако скульптуру постоянно обижали хулиганы, например, как-то раз в 20‑ых годах ХХ века его увезли на извозчике в Пардаугаву и бросили возле публичного дома. Поэтому в 1923 году Большого Кристапа поставили в крестовой галерее Домского собора, позднее — в Музее истории Риги (тогда ещё не Мореходства). Увы, фигура ребёнка не сохранилась.

Люди верили, что великан спасает от невзгод, к нему клали цветы, монеты, пасхальные яйца и прочее. Считалось, что если что‑то болит, то нужно привязать к этому месту ленточку и потом привязать её к скульптуре. Таким образом, святой «перенимал» болезнь. Он же считался покровителем многих профессий. Рядом со статуей стояла коробочка для пожертвований, которые получал госпиталь святого Георгия.

Пусть 13 квадратных километров — это по мировым масштабам совсем мало, но в Латвии остров Буллю с такой площадью считается крупнейшим. Правда, прежде чем принять этот титул, он доставил невероятное количество проблем строителям морской защиты Риги, сталкивавшимся с новыми и новыми протоками, устьями и береговыми линиями. Море не утихомирилось по сей день и за последние пятьдесят лет размыло полкилометра северо-западной оконечности. Да и не только этим остров странен: ведь на нём до относительно недавнего времени уживались и военная муштра с промышленным рокотом на востоке, и рыбацкая идиллия на западе.

Начну с военного городка. По традиции, возле Даугавгривской крепости ещё в XVII веке обосновались семейные солдаты гарнизона, а холостые жили в бараках или казематах укрепления. После Северной войны в поселении каждой роте выделили по линии, а всего было двенадцать взаимноперпендикулярных улиц с двумя колодцами на важнейших перекрёстках. Те, что вели параллельно морю, звались по чинам, а поперечные им — по бастионам, притом крайняя полностью повторяла изломы защитного рва. Всё обнесли частоколом, на одном конце за забором на берегу Буллюпе сделали кладбище, которое следовало использовать до полного заполнения, а потом сравнивать с землёй старейшую часть. Его рассчитали на то, что в течение десяти лет умрёт весь гарнизон с семьями. Все дома в посёлке были одинаковыми и принадлежали соответствующим ротам, и те отвечали за чистоту. И наследники должны были занять тот же чин, что и усопший. При малейшей угрозе требовалось дома сжигать, хотя это так и ни разу не было сделано, зато эспланаду — о ней недвусмысленно напоминает улица Эспланадес, — шириной в 426 метров в конце XVIII века расчистили за счёт ближайших к фортеции домов. Словом, дисциплина царила военная, а чего ещё следовало ожидать?

Но вряд ли воины из-за этого не поняли всю прелесть затеи и потихоньку начали перебираться в крепость. Тем не менее, вскоре уже раздавали земли и простым гражданским, чтобы те платили оброк продукцией своих огородов: главным образом, капустой. К концу XIX века они уже составляли большинство двухтысячного населения предместья. После Первой Мировой армия застала поселение разгромленным и занятым совершенно посторонними лицами. Некоторые по ночам ещё и в часовых постреливали. Вскоре, правда, порядок установился. В 1923 году весь остров включили в черту города, хотя и сегодня городом существенную его часть назвать сложно.

С давних пор рижане украшали свои церкви золотыми фигурками петухов. Ведь, как известно, нечисть их побаивается. А уж с башен птицам всё видно как на ладони. Ещё у петухов была и остаётся другая функция — показывать, откуда ветер дует.

Например, петушок Домского собора был с одной стороны золотой, а с другой чёрный. Когда он поворачивался чёрным боком, это значило, что ветер дует в сторону моря и корабли не смогут зайти в порт, следовательно, день будет неудачным для торговли. Если к городу он поворачивался золотым боком, то торговле будет по крайней мере одной помехой меньше. Нынешний был поставлен в 1985 году, а предыдущий ныне находится в Крестовой галерее.

Но не только церкви украшались петушками — были эти флюгера и на домах обычных горожан. Большинство их погибло в огнях пожаров.

www.radiopagajiba.lv

Сайт о радиоприёмниках, произведённых на рижских заводах: в основном, на «VEF» и «Radiotehnika».

Правый берег пользовался водопроводом уже с XVII века, в то время как до левобережья он дотянулся лишь в 1906 году — это обошлось в 67 279 золотых рублей. Для защиты от морозов трубы обернули пятисантиметровым слоем пробки и оцинкованной жестью поверх. Шли они по старому железнодорожному мосту, время от времени его разводили для пропуска судов — Задвинье оставалось без воды.

Долго так продолжаться не могло, поэтому в 1909 году было решено строить водонапорную башню на месте — по адресу Алисес 1. Проект составил архитектор Вильгельм Бокслаф, высота постройки — 28,5 м, диаметр у основания — 17,2 м, объём резервуара — 2000 м³, общие расходы — 139 429 золотых рублей. Особенно помешали строителям грунтовые воды, из-за которых пришлось создавать специальный железобетонный фундамент.

С давних пор, ещё до прихода немцев, там, где сейчас Берги, шла дорога в сторону Руси. Однако только после прихода немецких рыцарей, в 1221 году, на самом незащищённом от стихий месте возле перешейка между Кишезерсом и Юглским озером стали строить дамбу. С ней связана престранная то ли история, то ли легенда.

В польское время близлежащая крепость Нейермюлен подчинялась коменданту Даугавгривской крепости, который приказал подполковнику Залесскому отремонтировать дамбу и брать пошлину с путников, на что рижский магистрат ответил ссылкой на привилегию трёхвековой давности, обещавшую вечный бесплатный проезд по дамбе. После отказа их выслушать пришлось обратиться к королю, который решил, что ремонт должны оплачивать магистрат и лифляндское дворянство поровну. Когда же строители приступили к работе, Залесский, ни много ни мало, в отместку начал палить по ним из пушки и выпустил четыре ядра. Те тоже были не лыком шиты, забрали в качестве вещественных доказательств два из них и вновь пошли жаловаться королю. Неизвестно, чем бы это закончилось, но монарха в то время заняла война со Швецией, и дело замяли.

Первый мост через Юглу на середине дамбы существовал уже в 1668 году, судя по фразе путешественника Яна Стрейса «В тот день мы доехали до Неймюлена, где заночевали. В этой деревне для переправы лошадей и телег служит большой понтонный мост». До этого там работал паромщик.

Кто‑то в своё время суть реформ Никона не понял, другие — поняли и потому не приняли, но ясно, что не один раскольник подался туда, где за веру не приходилось мучаться. И ближайшим подобным местом была территория Латвии, в XVII веке ещё местами шведская, местами — польская; обе остро нуждались в свежей рабочей силе. Полський король Ян Собесский даже издал указ «о свободном жительстве раскольников в польских пределах». Лишь православные цари да советские атеисты со временем вновь их пытались здесь потеснить, но ведь живут староверы и здравствуют поныне.

Во многих городах и сёлах старообрядцы возвели свои храмы, только в Риге ещё долго молились в самых разных зданиях, притом отнюдь бедностью не отличаясь. Первая, деревянная, моленная в городе в честь Успения Богородицы появилась лишь около 1760 года. Построил её на своей земле в Московском форштадте купец Большой гильдии (кстати, просто-таки исключительно немецкой организации) С. Дьяконов; да и наставник Фёдор Саманский был личностью уважаемой в наших краях. А в 1796 году в обход всех законов поставили новое здание. Строили его не по документам, а с устного дозволения генерал-губернатора; не деревянное, как положено было в форштадтах, а каменное — видно, была у раскольников своя «рука» в местной власти. Потом при нём же обосновались и школа, и больница, и богадельня, и мужской монастырь, и библиотека с ценными старинными книгами.

Примерно в одно время, — во второй половине XVIII века, эпохи роскошных загородных дач, — за пределами Риги появились две усадьбы, названные по французской моде: Золитуде ближе к нынешней Иманте и Шампетер в одноимённом районе. Имя первой подразумевало одиночество, второй — местонахождение посреди безрадостного поля. Роднили их некоторое время и владельцы, знатный род фон Фитингхофов. Всего им принадлежало около двадцати усадеб по всей Лифляндии, так что сам глава семейства Отто фон Фитингхоф даже мог по пути в Ригу менять лошадей в одних лишь своих конюшнях. Он же построил в Риге первый театр, чьё здание ныне названо в честь Вагнера.

Достиг он этой роскоши путём бурной индустриализации всех своих усадеб; коптили трубы и после того, как Фитингхофы распрощались с этим имуществом. Например, в Шампетерисе в 1813 году появилась уксусная мануфактура, в 1856 — пивоварня, в 1899 — литография; на торфяном заводе Золитуде превращали в деньги дары соседнего болота. Тем не менее, такое соседство позволяло Фитингхофу устроить свою усадьбу в лучшем «дворцовом» вкусе и разбить приятные сады с оранжереями и павильонами.

Спрос рождает предложение — эта банальная фраза точно подмечает причины происхождения всех рынков Риги. В конце XIX века ту часть Агенскалнса, где находились пристань и другие важные объекты, а, следовательно, бывало много народу, облюбовали торговцы. Уже в 1861 году на карте были отмечены Рыночная площадь и Рыночная улица — Tirgus iela остаётся и поныне. Торговля велась прямо на улице возле кабака Цауне — позже немецкая речь изменила фамилию этого добельского крестьянина («Zaun» — забор по‑немецки) и получилась Заборная улица («Sētas»).

Надолго рынок задержался на протяжении всей улицы Сетас, пока 21 августа 1895 года его не пообещали перенести в противоположный конец улицы Нометню, в привычное современным рижанам место. Дума своё слово сдержала и открыла новую рыночную площадь в первый день 1898 года.

Городские власти делали всё возможное, чтобы покупатели ходили на новую рыночную площадь. Ещё в 1897 году там построили колодец, туалет и домик сторожа, и годом позже перенесли продуктовую торговлю. Но не так-то просто было искоренить традиции нескольких поколений, и многие всё же приходили на старое место. Магазины привлекали и в построенный в 1896-97 годах дом Хашинкевича на углу улиц Межа и Сетас. К тому же сначала никаких особых преимуществ у нововведения не было.

25 мая 1773 года Анна Катарина фон Шильдер приобрела небольшое поместье у крутого поворота дороги на Бауску. В 1784 году хозяйка скончалась, и дома — земля по‑прежнему оставалась во владении города — два года населяли её сыновья. Потом, 26 июня 1786 года старейшина Большой гильдии Карл Фридрих Хульзен купил всё имущество на аукционе, расставшись с 3 006 талерами. Но и он не задержался надолго: с 1810 по 1885 год там хозяйничало семейство Бранденбургов.

Молва утвреждает, что один из его представителей прославился как жестокий человек, а его сын оказался невероятным проказником. Как-то раз он якобы поспорил, что на Лиго на Даугаве будет лёд и выиграл: запасшись зимой материалом, он сохранил его в погребе и выкинул в самый разгар лета. В другой раз он будто три дня гнал по мосту через Бишумуйжас гравис животных — лягушек из мешка — таким образом, прочее движение испытывало некоторые неудобства.

Идея заковать реку вблизи города ради получения электричества не нова: её слышали уже в 1910 году. Планы рижан строить каскад из трёх плотин грандиозностью не отличались: тогда и город жил богато. Тем не менее, войны Рига не избежала и вынуждена была признать утопией новый, вдвое больший, проект укрощения Даугавы, появившийся в последний год мирной жизни.

Битвы прошли небезболезненно, но город выстоял и нуждался в электричестве всё сильнее и сильнее, оттого проект вновь всплыл. Глупо было бы в такое время думать о шести ГЭС, но это обстоятельство не мешало воображать сразу семь. В 1919 году ненадолго задержавшаяся советская власть для этого даже учредила предприятие, которое постановило: строить надо у острова Долес; да и планы по электрификации страны предписывали то же. Ещё восемь лет — и рижские власти обратились к властям государственным и получили неожиданный ответ, что дело это стоящее, но у Кегумса природные условия благоприятнее.

Построенная в 1904 году по проекту Вильгельма Неймана вилла – практически единственная в Межапарксе, позже перестроенная: в 1938 году по проекту зодчего Герцберга

Первым зданием будущего Гризинькалнса стала усадьба врача Иоганна Фишера, находившаяся за горкой, а остальным в этой холмистой и неуютной местности селиться не хотелось, поэтому там и не образовалось древнее предместье.

В конце XIX века Рига росла непривычно быстро: этому способствовали и общий индустриальный прорыв, и освобождение от городских валов. Другим фактором послужила железная дорога: было удобно подвозить товары поездами, поэтому и после постройки Милгрависской железной дороги в 1872 году возле неё возникли разные предприятия. Возле них появилось рабочее поселение, проект для которого составил городской землемер Рудольф Штегманн в 70‑ых годах XIX века.

В начале XVII века Швеция предприняла попытки завоевания Риги. Во время одного из таких походов в 1621 году войско короля Густава Адольфа разбило лагерь на месте нынешнего Межапаркса. С этого и пошло название «Царский лес», официально использовавшееся вплоть до 1923 года.

Поскольку от самых старых зданий Межапаркса практически ничего не осталось, многие отождествляют этот район только с роскошными виллами ХХ века. Это, конечно, неверный подход: усадьбы на живописных берегах озера появились давно, уже в XVII веке. Известны имения Граве, Мейера и Анны, и лишь первое ещё можно отыскать в природе.

В 1913 году наследники последнего владельца Патрика Ритца продали его за 200 тысяч рублей Рижскому Латышскому образовательному обществу, которое в усадьбе проводило различные развлекательные и обучающие мероприятия. Новые хозяева установили в парке солнечные часы, давшие месту новое название: «Солнечный сад» («Saules dārzs»). Примерно так же осталось и после 1918 года: проходили детские праздники, крутились карусели и взлетали качели. Потом Карлис Улманис в 1936 году подарил сад мазпулкам (молодёжной организации тех времён). С приходом советских нравов Солнечный сад переименовали в «Детский парк», но по существу изменили только политическую ориентацию посетителей — прежних владельцев заменили юннаты. Независимая Латвия вернула парк детям, но прошло десять лет, и неожимданно забрала его в пользу коммерсантов.

Удобно заходить в Ригу купцам по Даугаве, но не менее приятно было таким образом неприятелям город прибирать к рукам. По этой причине, разумеется, следовало морские рубежи тщательно оберегать, но тут вставал совершенно невероятный вопрос: где их найти? Ведь реки любили менять устья, да и залив то наступал, то вновь отходил. Так к середине XVIII века и построенная возле самого моря Даугавгривская крепость оказалась не у дел, а ведь лишь за пару столетий до того в подобной ситуации пострадала её предшественница.

Ближе к морю в 1765 году построили своеобразной формы форт Кометы, первое из занявших всё побережье возле фортеции деревянных укреплений — из земли их перестроили в 1791‑ом. В то же время подоспел и Магнусгольмский форт на правом берегу. Но и этим хаос не был окончательно разрешён.

Свою роль в его создании играла маловодная Буллюпе, сегодняшняя старица Лиелупе. А устье она меняла до неприличия часто: на исходе XVII века появилась Зиемельупе, в 1755 году — нынешнее, которое хоть и пытались перекрыть, но не смогли и шестнадцать лет спустя смирились с напором воды. Да и Даугава «поддалась соблазну» и стала впадать в море через мелкое устье левее форта Кометы, потому инженеру Густаву Вейсману поручили отвести реку в прежнее, знакомое с XVI века и по наши дни, место. С этим он справился, однако староновое русло оказалось ненамного лучше, и с 1783 года пришлось его пять лет чистить и строить на левом берегу Форткометскую дамбу. Город Рига на работы выделил сто тысяч рублей. В 1808 году и дамбу, и ею образованную гавань объявили готовыми и передали Военной коллегии.

Первая Мировая война оставила много неприятных следов в городе, и одним из худших был пресловутый квартирный вопрос. Дельцы тоже постарались и многие пригодные квартиры переделали под конторы. Да и финансов, разумеется, было несказанно меньше чем в зажиточное довоенное время. Словом, надо было искать какие-то выходы.

Первые новые доходные дома, на которых держалось довоенное жильё, появились лишь десятилетие спустя. К тому же времени город начал строить собственные четыре муниципальных дома, наподобие одного из них — знаменитого «Дома со сторожем». Другие призывали быть ближе к земле и строить блокированные дома, которые поблизости и в Агенскалнсе таки возвели; ещё одни видели будущее за кооперативами особнячков. В результате последнего появилась Тейка.