Explicitly tagged cards

Рижский Биржевой комитет, не самая бедная организация, в начале века пожелал построить школьное здание. Как раз в это время городские власти добились в Петербурге разрешения на строительство пары общественных зданий по краям Эспланады.

Место оказалось приятным и в плане почвы — фундамент закопали всего на 2,5 метра. Строительство шло с 1902 по 1904 год. Архитектор Вильхельм Бокслафф выбрал для фасадов готику — как намёк на немецкость организации. Внутри же здание было абсолютно современным. Перекрытия отлили из железобетона, вентиляционные трубы замаскировали под элегантные башенки, в некоторых классах установили проекторы — эпидиаскопы. Над креслами поработали ортопеды, аппараты для лабораторий заказали в Хемнице, Лейпциге и Вене. Рижская мастерская Эрнеста Тоде создала витражи. Традиционно разместили квартиры: в двухэтажном корпусе справа от залов построили семикомнатные для администрации и поменьше — для другого персонала. Рижское Биржевое коммерческое училище получилось комфортным.

Тем временем, в 1909 году Вилхелмс Пурвитис стал директором Рижской немецкой школы искусств и начал поднимать идеи о преобразовании в Академию художеств. Петербургская академия, под чьим крылом находилось заведение, была не против, равно как и некоторые ответственные бюрократы; случилась война.

В 1857—1863 годах Рига получила возможность нормального развития, жители бывших предместий перестали быть отверженными, а привилегированные узники не менее бывшего внутреннего города буквально глотнули свежего воздуха. Вкратце — больше не было крепостных валов. Проект переустройства их места, разработанный местными архитекторами Иоганном Фельско и Отто Дитце, предусмотрел бульвары, красивые дома и парки. И если после сноса генерал-губернатор Суворов сокрушался о поспешном уничтожении отдельных красивых ворот, то тут всё было в порядке: бывший ров специально оставили. Только чуть сузили за счёт земли из бастионов.

Устройство сада началось тут же, в 1859‑ом, согласно проекту любекского садовника Вендта; его сменил герр Реймс, работавший под управлением Комитета по озеленению предместий до осени 1879‑го. На следующий год образовалась Садовая управа с Георгом Куфальдтом во главе, и тот за время до Первой Мировой переворошил едва ли не все городские парки. Досталось и насаждениям у канала: не устояло почти ни одно деревце, ни одна дорожка.

Устояла Бастионка, за серпантин звавшаяся тогда и Улитковой, — а ведь при общем сносе некоторые ратовали за уничтожение и этого воспоминания о Песочном бастионе: мол, движение тормозит. Изначально никакого серпантина не было, были прямые дорожки на вершину, размываемые дождями. Современный плавный подъём появился уже при Куфальдте, и именно его доктор Рулле рекомендовал пациентам регулярно одолевать для поддержания здоровья. С 1898 года в противоположном направлении журчит ручеёк.

Неспроста в народной песенке «Rīga dimd» поётся «Visapkārt smilšu kalni, pati Rīga ūdenī»: в стародавние времена Ригу и вправду окружала гряда песчаных горок. Самая высокая звалась Куббе, она же Старая, она же Рижская, она же Яковлевская. 24 июля 1198 года у её подножья произошла битва, в которой немцы одержали своего рода пиррову победу над ливами: местный воин Имаут заколол епископа Бертольда. Его сменил тот самый Альберт, которого принято считать основателем города.

Город со временем оброс стенами, бастионами. И вновь горка подложила свинью: с неё супостату город был виден лучше, чем с любого спутника, да и пушки можно было запросто поставить на вершине. Соответственно, укрепления с этой стороны делали самыми надёжными. Уже в 1697 году генерал-губернатор, настороженный Великим посольством, приказал магистрату, гильдиям и бюргерам уничтожить опасную возвышенность, приказывал ещё два года подряд, а никто не слушался. Послушались только в 1783—1784 годах.

Давным-давно в Риге появились профессиональные стрелки, отгонявшие врагов от городских стен. В мирное время они раз в год выбирали «короля». Во время состязаний стреляли сначала по деревянными птицам, затем уже присоединились и мешки с песком, и просто доски, — но птицы запомнились лучше всего. Потому отведённую в XVII веке для тренировок землю у Цитадели со временем молва нарекла «Птичьим лугом».

С развитием вооружений необходимость в стрелках отпала, и образованное в 1859 году Рижское немецкое стрелковое общество стало скорее следствием ностальгии. Тем не менее, деятельность его была широка: уже в 1860‑ом открылся дом с кегельбаном и тиром, пять лет спустя по проекту Роберта Пфлуга построили новый, а в 1874 году его восстановили после пожара. В 1863‑ем общество приобрело земли за рвом Цитадели — и обустроило садик.

Следующий год был важен: приехал Александр II. Государь посетил состязания, поздравил короля стрелков — и отдал обществу весь сад. Какое ему дело до протестов магистрата и упований на ещё полувековой давности планы уважаемого генерал-губернатора Паулуччи, предусматривавшие эту территорию для отдыха горожан? Царь посадил и ныне у стен Дома конгрессов растущий дуб, новые владельцы закрыли сад для всех, кроме своих и небольшого числа избранных с аусвайсами.

В 1812 году под Кекавой расположились войска Наполеона, и они в любой момент были готовы пойти на Ригу. Во избежание внезапности нападения рижане выслали гонца Тюдемана. Тот, особо в ситуации не разбираясь, доложил, что враг наступает. Естественно, военный губернатор Эссен, руководствуясь законом, приказал поджечь предместья; Наполеон же прошёл мимо города.

Рижане старались побыстрее стереть происшествие из своей памяти. Все они были сильно потрясены несчастьем, а Эссен даже вскоре повесился в Балдоне. Ещё раньше был назначен его преемник — маркиз Филиппо Паулуччи. Им возглавляемый Комитет озеленения предместий в 1814 году решил создать общественный парк на месте сгоревших домов — для тех, кто не мог выехать на природу.

На земле, два года спустя подаренной городу Анной Гертрудой Верман, он был торжественно открыт 8 июня 1817 года. В то время каждый, кто внес в кассу Комитета один рубль, получал право посадить одно дерево. При открытии площадь парка была существенно меньше нынешней — неполный гектар по сравнению с пятью. Сад неоднократно расширяли и впоследствии, пока в 1859 году не замкнулось кольцо домов вокруг него.

Теперь это почти центр — горка Гризинькалнс в четверть сотни метров на краю одноимённого района. Вторая, кстати, по высоте в городе после Дзегужкалнса. Предместьем это было ещё в 1885 году, когда правители города решили устроить парк. Только одно дело решить, а совсем другое — устроить. В мыслях вида «а неплохо бы…» парк оставался до 1902 года, когда главный рижский садовод Георг Куфальдт принялся за созидание.

Предусматривались общепит и аттракционы — это взял на себя шампетерский пивовар Фриц Шиндлер, который обязался в течение трёх месяцев построить и летний театр, и ресторан, и танцпол, и кафе со смотровой башней на вершине холма. Под ресторан он приспособил собственный павильон с выставки семисотлетия Риги. Кафе Шиндлер собирался построить с нуля в искусственных развалинах как в «Waldschlößchen», добавив к нему обещанную башню высотой в 65 метров и винный погреб, — но к 1911 году появилась лишь эстрада с бесплатными концертами два раза в неделю. Карусели, танцы, кино и прочие увеселения появились, как было положено, уже к 1903 году.

Долгое время в той части Гризинькалнса, где сейчас расположился Зиедоньдарзс, не было ни малейшего парка. Видимо, окрестный люд это удручало: иначе зачем бы им было писать в городскую управу письма с просьбами разбить сад. Это было в середине тридцатых, и в 1935 году уже нашли подходящее место: под старыми артиллерийскими складами, казармами и мастерскими, принадлежавшими городу.

Ещё немного — и их снесли, ещё — и присоединили землю садоводства с его душистыми томатами под открытым небом. До этого были и каток, и праздничные ярмарки со всеми соответствовавшими аттракционами, в 1931 году останавливался даже «Большой зоологический цирк „Колорадо“» c двумя сотнями зверей.

Император Пётр Великий частенько заглядывал в наш город, обычно останавливаясь в окружении крепостных валов, а в марте 1721 года, в девятый свой визит в Ригу, выбрался на свежий воздух, к берегу Даугавы. Его Летний дворец стоял на самом берегу Даугавы, где сейчас улица Экспорта. Это было скромное деревянное зданьице барочного стиля, через полвека с лишним разобранное по ветхости, а до тех пор иногда использовавшееся летом генерал-губернаторами. Рядом тогда уже основали судоверфь для горожан и разбили сад — первый общественный сад Риги, названный Царским. Император хвалился перед польским послом в столице, что его рижский сад превзойдёт версальский.

Для этого Пётр по‑отечески заботился о своём детище. Деревья везли не только из лифляндских лесов, но и из Германии и Голландии: например, из Амстердама уже после смерти правителя направили апельсины и смоковницы. Выросли яблони, груши — все плоды полагалось отправлять в Петербург на варенье или просто к столу. Царь посадил вяз: в 1840 году его оградили, пень именитого оригинала отметили в 1904 году, а его потомки продолжают расти до сих пор. Архитектор Леблон проектировал парк, придавая ему регулярные черты и опоясывая прудами с четырёх сторон, которые отчасти сохранились и стали чище; в розариях росли розы, вода журчала из фонтанов. В целом «Сад Его Величества в Предмостной крепости» оставлял милое впечатление и с аллеей на Ганибу дамбис со Вторым Царским садом в конце полностью удовлетворял потребности рижан и заезжих знаменитостей: Екатерины Второй, прусского кронпринца Фридриха Вильгельма, Елизаветы Петровны…

Испокон веков рижан хоронили в церквях: хорошая могила для знатного человека была продолжением доброго имени после смерти. Но в 1773 году императрица Екатерина Великая испугалась разгула чумы и решила захоронения в черте городов запретить — пришлось открывать отдельное кладбище в трёх километрах от крепости. Территорию деревянными заборчиками поделили все важнейшие лютеранские приходы города, поблизости открыли и католическое кладбище Екаба, и православное Покровское.

Но привычки хорониться под тяжестью могильных плит в церквях оказались сильнее нововведения, и на новом месте повырастали семейные и профессиональные усыпальницы. Первая была зелёного цвета, оттого так и зовётся по сей день, хотя давно уже выложена из красного кирпича. В целом на кладбище пейзаж был несколько хаотичен и пустынен, пока Иоганн Цигра, модный садовник с большими оранжереями на Ганибу дамбис, в 1821—23 годах не посадил деревья и газоны с клумбами да провёл дорожки, главная из которых шла до полукруглой площади на улице Миера. Саму улицу как раз ради кладбища и замостили, и обсадили липами, и скамейками обставили, и современным названием обогатили. При похоронах ещё опилками с хвоей посыпали — так появилось выражение «уйти по хвойной дороге». По ней на Большое кладбище с тех пор отправили много интересных и уважаемых людей. В 1850 году там ещё одно озеленение провели. Тогда на кладбище даже теплицы были.

В 1861 году на Большом кладбище появилась новая часовня, построенная по проекту Иоганна Фельско. Прошло тридцать лет, и её перестроил Карл Нейбургер. Чуть раньше, в 1832-ом, образовалась и находящаяся неподалёку стена надгробий, в склепе под которой положили 43 избранных гроба, остальные же 133, также находившиеся в переполненной Зелёной капелле, перезахоронили не столь почётным образом.

Изначально ботаническими садами нарекали аптекарские огороды, где выращивали составляющие разных полезных лекарств. Посторонним вход не был воспрещён, но устраивались сады, ясное дело, не для таких целей. В Риге, например, такое заведение в XIX веке украшало место современной Первой городской больницы: даже часть прилегающей улицы Бруниниеку называли улицей Ботанического сада. Со временем оно растворилось в гуще больных и лечащих, и о таком полезном деле запамятовали.

Весной 1922 года идею вспомнил новообразованный Латвийский университет и открыл неполный гектар из пятисот семян ботанических экспонатов в городском садоводстве в усадьбе Дрейлини. Год спустя глянуть на них, уже во втрое большем объёме, пустили первых экскурсантов.

В конце XVIII века торговец Андреас Торен построил себе дачу на высоком холме, дополнив её 1,1 гектарами парка. С 1852 года усадьбой владел прусский генконсул Кристиан Верман, который стал заниматься выращиванием пальм и абрикосов для души, а не для кошелька. Но вскоре консул скончался, а его семье не было никакого дела до экзотических растений покойника.

Для кошелька парк стал использовать купец Карл Клейн, купивший землю со зданиями в 1885 году. Новый владелец открыл кегельбан в здании усадьбы, летний театр, который сдавал латышским актёрам, устроил трактир и окончательно забыл о парке. Но и этот этап истории был омрачён: сначала Клейн был вынужден сдать часть владений купцу Петру Цветкову, а в 1894 году — распрощаться с ними насовсем в пользу Рижского Ипотечного общества.

Первые зверинцы Европы появились уже в XVIII веке. Сначала это были закрытые научные учреждения, но когда оказалось, что животные интересуют и простую публику, то их ворота открылись и для народа. К началу ХХ века и в стремительно развивавшейся Риге нашлись энтузиасты, готовые открыть зоосад в родном городе, тем более, что гастроли заезжих всегда собирали полные залы.

Ещё ранее, в 1870 году, звучала подобная инициатива с упоминанием Царского сада — но и место оказалось неудачно выбранным, и финансы не позволяли. Так что продвинулось дело только к началу века.

Просьбу о предоставлении земли на берегу Кишезерса Рижская дума получила в 1907 году, сочла её небезосновательной и позднее удовлетворила. Таким образом, с 11 апреля 1911 года землю арендовало общество «Рижский Зоологический сад», основанное 29 сентября 1908 года. Официальное открытие состоялось 14 октября 1912 года, когда перед рижанами предстали 267 животных 88 видов, в основном, обитавших на территории Российской империи — впрочем, первые посетители их увидели ещё до этой даты.

Около 1887 года Георг Куфальдт мечтал о лесопарке рядом с будущей товарной станцией, но та ещё не была толком спроектирована, и не было от чего отталкиваться. В 1898‑ом появилось другое предложение: между Мюльграбенской железной дорогой и озером.

А тут как раз семисотлетие, и можно позволить себе неплохие подарки: город-сад планировался на юге Царского леса — нынешнего Межапаркса, — а на севере, как раз в предложенном месте, можно оставить лес и лишь подправить его для приятных прогулок на средства, полученные от продажи земли под виллы. Туда нагрянули рабочие с лопатами, чуть разнообразили посадки лиственными, создали сохранившиеся доныне дороги, и к 1909 году городской лес был готов. Этого хватило на ближайшие сорок лет.

В XIX веке у новообразовавшейся латышской интеллигенции появился интерес к культуре своего народа, в лифляндской столице ему способствовала деятельность Рижского Латышского общества. Именно оно серьёзнее всех восприняло проведение в городе X Всесроссийского конгресса археологов в 1896 году: устроило выставку за теперешним Национальным театром. Собственно, это и был первый в Риге этнографический музей под открытым небом — проработавший всего месяц, весь август.

Восемь экспедиций собирали материалы: дары природы, творчество, предметы, картины, фотографии, модели больших вещей, такие как дома в масштабе 1:12 и некоторые орудия труда в 1 к 3. Некий курземский крестьянин прислал собственное изобретение — модернизированное устройство для сева. В другом отделе за 10 копеек продавали каталог из двух сотен описаний целебных трав. В целом, экспозиция состояла из главного здания, красивого садика, музыкального павильона, театральной площадки для сценок из жизни народа. И три настоящих дома. Часть выставки отвели эстонцам, у них материалы сводились, в основном, лишь к одежде и изображениям людей, тем не менее, эти темы были отражены достаточно полно. Действо, обошедшееся в 20 000 рублей, привлекло множество посетителей и легко окупилось.

В незапамятном 1257 году цистерианский орден получил усадьбу Klein Jungfernhof, в латышском варианте Мазюмправмуйжа, она же усадьба Блюменталь. К 1596 году владельцем усадьбы числился заведующий портом Андреас Кое, в 1636‑ом её купил город.

Примерно тогда появился трактир, что нельзя назвать нелогичным, ведь расположение на пути в Первопрестольную было слишком выгодным обстоятельством, чтобы его игнорировать. У трактира возник регулярной планировки сад — один из первых в Риге наряду с садом Виестура.

В XIX веке местным нравилось отдыхать в этом саду. Видимо, настолько, что во избежание беспорядков ресторан пришлось закрыть — а затем наступило и общее забвение. Садовая управа, конечно, поддерживала сад более менее в порядке, но былого веселья не было. Поэтому с 1 июля 1888 года его всё‑таки сдали в аренду Рижскому латышскому обществу взаимопомощи сроком на 12 лет. Последнее обещало порядок, имело право открыть ресторан и дважды в месяц в период с 1 мая по 1 октября закрывать сад.

Средневековая Рига испытывала огромную потребность в воде, но та, которую горожане получали, здравомыслящими бюргерами вряд ли могла быть названа питьевой, посему у тех в почёте было пиво: оно потреблялось весьма и весьма обильно. Даже в XIX веке ситуация не поправилась, но, пожалуй, не по этой причине в 1865 году появилась пивоварня «Waldschlößchen» в Саркандаугаве — просто спрос на продукцию оставался.

Основал производство баварский пивовар по имени Иоганн Даудер. Дела шли, как и предполагалось, неплохо — в 1906 году в стенах предприятия даже прошёл конгресс европейских братьев по цеху. Но это было уже при господине Бюнгнере: он купил «Waldschlößchen» в 1880‑ых.

Пётр Первый, как уже говорилось в статье про Саркандаугаву, желал создать в упомянутой местности вторую Ригу. Для этого было много чего предпринято, в том числе под руководством Александра Меншикова был построен шанец «Александровские высоты» и разбит сад для народа. Это решение приняли в 1710 году, на реализацию ушло двенадцать лет.

Шанец был невелик, простоял недолго и в баталиях не участвовал, поэтому распространяться о нём не буду. На его остатках, — небольшом холмике, — ныне расположилось кладбище. Гораздо более интересный след в истории Риги оставил сад, поэтому о нём и поведаю.

Для начала переселили местных крестьян, — Пуриньшей и братьев Пампавов, — таким образом, территория заметно увеличилась. По распоряжениям генерал-губернатора Никиты Репнина из Голландии привезли кирпичи, а садовники с военными неоднократно отправлялись в окрестности Риги, на берега Даугавы и Айвиексте, доставив силами крепостных в общей сложности 30 450 деревьев. Вероятно, их сажали не только на этом маленькем кусочке земли, где бы они не поместились даже при большом желании и невиданной сноровке садовников, а и на территориях вплоть до самого города вдоль нынешней улицы Дунтес. В самом саду устроили красивые беседки и фонтаны, для царя начали строить дворец — закончили ли, вопрос спорный.

В 1710 году графу Шереметьеву торжественно, хотя и разочарованно, поднесли золотые ключи от Риги, и с тех пор Рига находилась на территории России. Со временем понадобилось как-то отметить двухсотлетний юбилей этого события, и 30 апреля 1909 года Рижская дума согласилась с предложением главного садовника города Георга Куфальдта на бывшей эспланаде Коброншанца создать парк и выделила 400 000 рублей на это полезное дело. Тот собрался создать в низинах парк для народа, а высокие места продать для строительства дорогих особняков. Но и низкие места не оставил для потопов, а приказал начать земляные работы, которые велись два года до 1912-ого.

Конечно, правда, что парк делали до 1915 года, но 200-летие присутствия в империи не могло быть отложено, поэтому царь Николай II посетил место в два часа дня 5 июля 1910 года и посадил 20-летний дуб, три великие княжны посадили по 15-летним дубкам возле дамбы Ранькя, у Агенскалнского залива. Все саженцы взяли из теплиц близ Царского сада, ныне сада Виестура, а серебряную лопату и тачку с землёй позаимствовали из музея — они уже служили генерал-губернатору Александру Суворову, когда тот строил Риго-Динабургскую желеную дорогу. Деревья не пощадили вандалы в 1919 году, когда Латвия была в руках большевиков.

Посреди Ильгюциемса возвышается гора Дзегужкалнс высотой в 28 метров над морской гладью — наивысшая точка Риги.

В 1547 году на её вершине жил некий Мартиньш Дзегузе, от которого и пошло название. В середине XVII века туда зачастили сектанты, давшие ещё одно имя — «Lämmberg», гора Ягнят, символизировавших смирение.

Сейчас этот участок потерял былую славу, и непросвещённые прохожие, прогуливаясь в начале улицы Калнциема, вряд ли узнают место бывшего Агенскалнского парка на углу улиц Какту и Калнциема. А ведь на рубеже XIX и XX веков сюда ездили на отдых обеспеченные рижане с другого берега Даугавы, и путеводители по городу не преминали упомянуть эту достопримечательность.

Началось всё с обыкновенного садика во дворе, который для личного пользования устроил городской врач Конрад фон Радецкий. В 1866 году его вдова продала землю и дом Михаилу Стуре, который с владением распрощался через десять лет в пользу Эрнста Адамсона. Но и у того оно продержалось недолго, и 2 ноября 1887 года Иоганн Георг Эберт стал хозяином дома и садика, а также нескольких соседних участков.

Шведский король Густав II Адольф, завоевав Ригу в 1621 году, решил прогнать из города всех католиков, заставить их отдать лютеранам все храмы и не возвращаться. Сто лет так и было, но в 1721 году Пётр Первый приказал выделить им одно место для служб. Магистрат повиновался — что ещё оставалось делать — и выделил старый деревянный домик возле свалки мусора за палисадами. Но теперь они были довольны и этим, поэтому, построив небольшую капеллу, там молились вплоть до конца XIX века. Её остатки до сих пор видны за зданием по адресу Католю, 14 — католическим госпиталем, памятником архитектуры классицизма. В основном, рижскими католиками занимались францисканцы, поэтому нетрудно объяснить выбор покровителя церкви.

Возле церкви открыли кладбище, единственное в Риге, предназначенное для этой конфессии, просуществовало оно до 1879 года. За это время успел скончаться приехавший в Ригу в гости к дочери, примадонне рижского театра, известный немецкий композитор Конрадин Крейцер — это случилось в 1849 году. Первоначальное надгробие — белый мраморный крест — не сохранилось, поскольку в 1913 году скульптор О. Ферст создал новое — два камня друг на друге, сверху ещё один пирамидальной формы, увенчанный крестом. На камне находится медальон с портретом композитора, а на кресте находится надпись «Conradin Kreuzer».