Около 1887 года Георг Куфальдт мечтал о лесопарке рядом с будущей товарной станцией, но та ещё не была толком спроектирована, и не было от чего отталкиваться. В 1898‑ом появилось другое предложение: между Мюльграбенской железной дорогой и озером.

А тут как раз семисотлетие, и можно позволить себе неплохие подарки: город-сад планировался на юге Царского леса — нынешнего Межапаркса, — а на севере, как раз в предложенном месте, можно оставить лес и лишь подправить его для приятных прогулок на средства, полученные от продажи земли под виллы. Туда нагрянули рабочие с лопатами, чуть разнообразили посадки лиственными, создали сохранившиеся доныне дороги, и к 1909 году городской лес был готов. Этого хватило на ближайшие сорок лет.

Кажется странным такое обилие памятников в глухом болдерайском лесу, но наряду с Бумбу калнсом и точкой пересечения географических координат отметили там и местного героя — лесника Петериса Купша, посвятившего любимому делу пятьдесят лет жизни с 1935 по 1985 год.

Не каждый заметит небольшой столбик на откосе холма примерно в километре от Бумбу калнса, чьё назначение далеко от привычных целей памятников различным подвигам и героям: он отмечает чисто географическое понятие пересечения 57-ой параллели и 24-го меридиана. Открыли его к 800-летию Риги 12 ноября 2001 года Латвийская академия наук, Национальная академия обороны и компания «Aldaris», территория которого находится на упомянутой широте.

На 16 метров относительно уровня моря возвышается в сосновых лесах Болдераи дюна, которая и до сих пор обходилась бы без названия, не будь истории изгнания Бермонта из Риги. Бойцы Латгальской дивизии в те дни расположили на холме командный пункт и 1 ноября 1919 года отправились в путь, через два дня начали яростно отбивать ещё одну важную позицию, — Судрабкалниньш в нынешней Иманте, — и за одну декаду до 11-го числа одолели противника, тем самым заняв город.

Прошло два года, и к двадцатилетию выхода войск памятником украсили и Бумбу калнс. Понимая, что место не располагает к популярности творения, автор Артурс Галиндомс поставил лишь непритязательный гранитный куб и бронзовую табличку с не менее традиционным текстом, гласившим, что: «С этого места командир Латгальской дивизии генерал Беркис вёл атаку дивизии 1 ноября 1919 года ради освобождения столицы Риги от врагов».

Шли Освободительные бои. 1 ноября 1919 года бойцы Латгальской дивизии покинули Бумбу калнс и отправились в путь, через два дня начали яростно отбивать ещё одну важную позицию, — Судрабкалниньш в нынешней Иманте, — и к одиннадцатому числу одолели противника, тем самым заняв город.

В 1920 году 6-ой рижский пехотный полк почтил память павших товарищей и поставил на горке деревянный обелиск чёрного цвета с обычным текстом (на латышском, естественно): «В боях с 3 по 11 ноября 1919 года Рижский полк потерял 3 офицеров и 38 солдат убитыми, 11 офицеров и 284 солдат ранеными».

Но на фоне тернистой дороги к независимости столь скромная благодарность смотрелась нелепо, и решено было на месте решающей схватки поставить монументальное творение Карлиса Зале, уже к тому времени создавшего Памятник Свободы и Братское кладбище; зодчим назначили Эрнестса Шталбергса. Монумент, стоивший 34 800 латов, открыл глава государства Карлис Улманис 31 октября 1937 года.

Посёлок Трисциемс, возникший возле устья Ланги на северном берегу Кишезерса, почти ничем не приметен. Обыкновенные домишки, построенные вразброс, и всё. До присоединения к Риге у тамошних улиц даже названий не было. Только Мангальская усадьба кое‑как оживляла это повествование. Упомянутое уже в XVI веке, последнее её барочное здание было построено в середине XVIII века и в 1990-ых исчезло. Впрочем, оно тоже было весьма скромно.

Странная история с этим названием — «Мангали». Происходит оно от слов «Magnus hof», означающих большую усадьбу; изначально оно и обозначало ту самую усадьбу. До 1949 года на картах можно было отыскать Мангальскую волость, которую сейчас поделили Адажи, Царникава и Гаркалне. Это была самая непригодная для сельского хозяйства волость Латвии: полезные земли занимали лишь 3,8% её площади. Но вот откуда взялось название станции Мангали — совсем неясно. Раньше она называлась Мюльграбен, потом Дзирнупе (мельничная река) и не имела никакого отношения к Мангальской волости. Нынешнее имя появилось лишь во второй половине 1950-ых.

В 1789 году рижский бюргер Расмус Менде (по другим данным — Менбе) начал арендовать у владельца имения Граве участок площадью в 1,1 гектара на берегу пруда мельницы святой Марии. За это в год полагалось платить восемь талеров.

В его планы входило создание места для отдыха. Поскольку зажиточные рижане уже выбрали ресторан «Иерусалим» в двух шагах от приобретённой площади (сейчас там располагается музей Ояра Вациетиса), Менде решил привлекать более демократичными нравами. Он построил трактир, небольшой фонтан и садик, но главным местом развлечений сделал большое пустое пространство. Там то танцевали, то пускали воздушные шары, то музицировал военный оркестр, то устраивали фейерверки — словом, публике нравилось.

Особенно много людей приезжало на Лиго — даже те, кто в другие дни к народным традициям относился более чем презрительно. Праздник в Алтоне отмечали более полувека, но в 1846 году разорившийся сын Расмуса Менде Бурхард продал своё владение купцу Бранту, а тот построил себе дом и никого развлекать не стал. Естественно, что при тогдашних средствах связи двадцать тысяч человек, которые, по подсчётам полиции, летом 1847 года явились в Алтону, эту неприятную весть знать не могли.

Скоростной трамвай как идеальный вариант решения транспортной проблемы в Риге был предложен в 1965 году группой ленинградских инженеров под руководством В. Грицовского. По его проекту, опубликованному в газете «Ригас Балсс» 10 января 1966 года:

В густонаселенных центральных районах трамвай пойдет по туннелям на шестиметровой глубине. Такие туннели будут перекрыты железобетонными плитами. В новых районах и малонаселенных местах, где транспортные средства друг другу не мешают, скоростной трамвай выйдет из туннеля и будет двигаться на уровне земли или в некотором углублении. Проектировщики выработали вариант первой очереди — 82 километра путей, из них 20 километров под землей. Предполагается, что первые 5 подземных километров пути будут построены уже в этой пятилетке.

Чтобы почтить память врача И. К. Шварца в 1859 году его друзья и пациенты стали собирать деньги на строительство детской больницы, но необходимую сумму так и не нашли. Собранное пролежало двадцать лет, пока в 1879 году не было прочитано завещание рижского купца Джеймса Армистеда, в котором он на это полезное дело предусмотрел 200 000 золотых рублей. Тогда дума призадумалась и решила, что строить нужно не маленькую больницу на одни лишь средства меценатов, как планировалось сначала, а полноценное лечебное заведение с привлечением городского капитала.

Была инициатива в то время очень кстати, поскольку уровень детской смертности, — 105 из 1000 детей умирали, так и не отметив пятилетие, — был слишком высок для цивилизованной Риги.

В XIX веке у новообразовавшейся латышской интеллигенции появился интерес к культуре своего народа, в лифляндской столице ему способствовала деятельность Рижского Латышского общества. Именно оно серьёзнее всех восприняло проведение в городе X Всесроссийского конгресса археологов в 1896 году: устроило выставку за теперешним Национальным театром. Собственно, это и был первый в Риге этнографический музей под открытым небом — проработавший всего месяц, весь август.

Восемь экспедиций собирали материалы: дары природы, творчество, предметы, картины, фотографии, модели больших вещей, такие как дома в масштабе 1:12 и некоторые орудия труда в 1 к 3. Некий курземский крестьянин прислал собственное изобретение — модернизированное устройство для сева. В другом отделе за 10 копеек продавали каталог из двух сотен описаний целебных трав. В целом, экспозиция состояла из главного здания, красивого садика, музыкального павильона, театральной площадки для сценок из жизни народа. И три настоящих дома. Часть выставки отвели эстонцам, у них материалы сводились, в основном, лишь к одежде и изображениям людей, тем не менее, эти темы были отражены достаточно полно. Действо, обошедшееся в 20 000 рублей, привлекло множество посетителей и легко окупилось.

Ещё лишь началась война, но уже первые её жертвы упокоились на месте будущего Братского кладбища в 1915 году. В августе 1916 года ум садовника Андрея Зейдакса создал проект кладбища, в марте следующего года поспел следующий, но оба застыли в чертежах: правители были заняты гораздо более существенными проблемами.

Лишь когда Освободительные бои более не созадвали тому помех, в первый день марта 1920 года, собрался комитет Братских кладбищ, чей устав предусматривал работу по всей стране, но на этот пункт скорее смотрели сквозь пальцы. И вот, с образованием комитета, началась истинная активность.

В начале ХХ века покойникам мест на рижских кладбищах ещё было достаточно, но время шло, люди умирали, и свободного пространства становилось всё меньше и меньше. Это и побудило несколько рижских приходов обратиться в городскую думу с предложением выделить под упомянутые функции часть Царского леса. Идея родилась в 1904 году.

В ответ городской землемер Рудольф Штегманн констатировал, что уровень грунтовых вод там хоть и чуть повышен, но вполне регулируем; дума вынесла встречное предложение усопшим предоставить землю в Бикерниеки, однако не сделала и того. Просители не отступали и обратились уже к правителю рижских садов Георгу Куфальдту, а последний поддержал идею и загорелся желанием перенять новейший опыт Западной Европы: создать кладбище по подобию ландшафтного парка.

В 1862 году был основан Рижский Политехникум, первый технический ВУЗ Российской империи — вместе с тем возникла необходимость в помещениях. Сначала он ютился в доме на углу нынешних улиц Барона и Элизабетес. В 1859 году ганноверский зодчий Людвиг Дебо сделал несколько набросков, но собственное здание появилось лишь семь лет спустя.

Архитектор Густав Гильбиг с 1866 по 1869 год возводил Политехникум в эклектичном «стиле полукруга» — с заметным влиянием тех самых эскизов Дебо. Поскольку на выбранном месте некогда протекал один из притоков засыпанной речки Ридзене, здание решили поставить на 900 дубовых свай. Кстати, проектировщики не предусмотрели карцер для особо буйных студиозов — его срочно устраивали на чердаке уже после окончания основных работ, и он сохранился до сих пор, хотя по назначению больше не используется. Кирпич для возведения изначально специально доставляли из Англии, только потом перешли на местный. Фасад украсили созданными по рисункам преподавателя рисования Дж. Кларка эмблемами факультетов и гербами Курляндии, Эстляндии, Лифляндии и самого учебного заведения.

В конце XIX века в нашем городе жило не менее десяти тысяч эстонцев, неофициально упоминалось даже в два с половиной раза большее число. Уже в 1880 году они объединились в первое общество, названное «Imanta». Через двадцать лет появилось и Эстонское общество трезвости, которое не ограничилось столь узким профилем и 4 декабря 1907 года вылилось в Эстонское общество взаимопомощи и образования, а 6 января следующего года провело первое собрание в новом статусе.

Это важное событие, отмеченное как дата основания организации, происходило в обыкновенном двухэтажном деревянном домике на улице Нометню 18. Но с 1910 года имуществом Общества считался более перспективный участок земли в противоположном конце улицы, возле будущего Агенскалнского рынка.

Стоявшее там деревянное здание решили пока беречь, поэтому строительство началось во дворе, и лишь с успешным окончанием первой очереди собирались заменить новым корпусом и старожила — эти мечты так и не сбылись. Зато первый, спроектированный известным мастером Эйженсом Лаубе многоквартирный шестиэтажный дом с огромным залом сзади, возвели оперативно: с 28 апреля 1912 года по осень 1913-го.

В незапамятном 1257 году цистерианский орден получил усадьбу Klein Jungfernhof, в латышском варианте Мазюмправмуйжа, она же усадьба Блюменталь. К 1596 году владельцем усадьбы числился заведующий портом Андреас Кое, в 1636‑ом её купил город.

Примерно тогда появился трактир, что нельзя назвать нелогичным, ведь расположение на пути в Первопрестольную было слишком выгодным обстоятельством, чтобы его игнорировать. У трактира возник регулярной планировки сад — один из первых в Риге наряду с садом Виестура.

В XIX веке местным нравилось отдыхать в этом саду. Видимо, настолько, что во избежание беспорядков ресторан пришлось закрыть — а затем наступило и общее забвение. Садовая управа, конечно, поддерживала сад более менее в порядке, но былого веселья не было. Поэтому с 1 июля 1888 года его всё‑таки сдали в аренду Рижскому латышскому обществу взаимопомощи сроком на 12 лет. Последнее обещало порядок, имело право открыть ресторан и дважды в месяц в период с 1 мая по 1 октября закрывать сад.