Бывший.
Приятно лихо промчаться на лошади, и посмотреть на это приятно. Словом, приятное это место — ипподром. Оттого и в Риге он так или иначе должен был появиться. Сначала Альберт Саламонский, основатель цирка, гонял лошадей по Эспланаде в 1880 году. Через пять лет два почтенных господина, — Мертен и Штольтерфот, — прокатились верхом по шоссе в направлении Взморья. Им понравилось: через год на Эспланаде за подобным их заметили вновь. В 1887 году образовалось Общество поддержки разведения рысаков.
Тогда и открылся первый ипподром Риги — 5 мая 1891 года в конце улицы Стрелниеку. Вскоре там появился и тотализатор, вечное яблоко раздора для всех его потомков. Проходили заезды дам, извозчиков, троек, дерби — состязание трёхлетних животных.
Параллельно образовалось Рижское общество верховой езды с собственным ипподромом для скакунов поблизости, на Ганибу дамбис. Построили по проекту Карла Фельско трибуны с рестораном и прочими полезными заведениями, но на четвёртый год гордума предпочла коней иному транспорту и объявила о строительстве товарной станции. Ипподром поскакал в Золитуде, где условия были поскромнее, да и прославился он там скорее не коневодческими, а иными спортивными событиями (как, например, Второй Российской олимпиадой 6—20.VII.1914) и авиацией.
Старший брат пережил младшего на год и в 1898 году тоже получил предложение рысью сменить дислокацию — по аналогичной причине. Некоторое время его ютил золитудский коллега, пока 21 августа 1904 года не открылся новый (архитектор Эдмунд фон Тромповский), с верстовой беговой дорожкой (1 047 метров). Это случилось уже на привычном нам месте чуть поодаль от первого расположения.
Пока золитудский, для скакунов, медленно пропадал, этот опекало Императорское петербургское общество поддержки разведения рысаков, и опекало неплохо. В 1912 году он вышел на четвёртое место в империи по количеству лошадей (241) после Москвы, Петербурга и Киева. Лишь с войной общество совладать не могло.
Трибуны сгорели, обществу до них больше не было дела, да и много ли осталось от того общества. Вместо него в 1924 году появились некие спиртопромышленники, которых, как позднее оказалось, лошади особо не волновали. Они приобрели только одного мерина по имени Ансис, да и тот оказался непригоден: покусал жокея. Акционерному обществу «Rīgas hipodroms» было гораздо интереснее построить два десятка касс тотализатора и грести деньги.
С другой стороны, те же толстосумы потратили полмиллиона латов на восстановление сгоревшего и поизносившегося комплекса.
Объективно было так: 13 апреля 1925 года премьер-министр Хуго Целминьш радостно открыл ипподром, а 29 мая того же года сейм уже закрывал тотализатор — следом обанкротилось всё заведение. «Вы же не хотите видеть слёзы и стенания чиновничьих матерей и жён, всех граждан, потерявших свои деньги в тотализаторе, чтобы малая горсточка предпринимателей на этих слезах народных выигрывала миллионы и миллионы,» — взывал социал-демократ Феликс Циеленс. Очередные несколько лет бездействия…
Армейский клуб конного спорта заново открыл ипподром 18 сентября 1932 года, убедив правительство, что будет заботиться о породе и не поддаваться искушению финансов. У клуба это получалось довольно успешно: и новые постройки вырастали, и кони носились как положено. Даже тотализатор не создавал проблем — наоборот, 13 ноября 1939 года был выплачен самый крупный выигрыш за историю ипподрома: 4 014 латов. Разве что скакунов отменили, оставили только рысаков.
Очередной вехой, как всегда, стал 1940-ой. Директором назначили некого товарища Беляева, члена профсоюза работников транспорта. Тот, вероятно, решил, что судьба наконец предоставила ему шанс воплотить свою миссию на Земле — стать главным судьёй ипподрома, — и он им себя назначил. К счастью, новоиспечённый хозяин вскоре понял, что либо судьба, либо он ошибались, но некоторые другие странные смены кадров так и остались неотменёнными. Год советской власти был слишком малым периодом, чтобы произвести значительные улучшения: успели только электросистему долатать, которая позволила смотреть скачки тёмными вечерами. Фашисты её разрушили, и больше она не была восстановлена.
После войны открытие ипподрома было сочтено за очень важное дело. Задание о разработке проекта сооружения, — уже в более просторном Шмерлисе, — поступило архитекторам в сентябре сорок пятого; год отводился на подготовку строительства и столько же должно было продлиться само возведение. Тем не менее, ипподром вскоре восстановили на прежнем месте, он быстро стал четвёртым-пятым среди пяти десятков советских соперников. В 1955 году на нём основали Переходящий кубок Прибалтики. В который раз появилась новая трибуна — её спроектировала известная зодчая Марта Станя, автор здания театра Дайлес.
Чуть позже дела пошли уже не так красиво. Заведение в 1959‑ом передали Институту скотоводства, чей директор Карлис Бренцис сильно недолюбливал лошадей, утверждая, что те объедают коров. В высоких учреждениях он убеждал, что ипподром в центре города — это безобразно негигиенично, и своего в итоге добился: в 1964 году появилось решение о ликвидации. По немного странной причине, что зимой лошадей транспортировать нельзя, закрытие удалось отложить на полгода — до Первомая 1965 года. Часть животных развезли по хозяйствам, других отправили к финнам, немногие остались в стойлах.
После закрытия ипподрома там ещё работали некоторые спортивные секции, пока в конце семидесятых в одночасье пламя не пожрало трибуны.
С тех пор в нашем городе ипподрома нет, зато, вероятно, его центр стал сильно чище. Восстанавливать лошадиные бега пытались и в Улброке, нашли даже три миллиона впоследствии удивительным образом исчезнувших рублей; и в Тирайне, где намечалась целая конная ферма, которая частично и появилась, но эта часть не включала ипподром; и в Клейсти в первой половине девяностых — а не получилось. До сих пор.